Корейский вопрос, или новые приключения Штирлица

ПРОЛОГ

Страна развитого социализма

За окном ходили охранники и часы на Спасской башне Кремля. Все охранники были в милицейской форме и, чтобы не выделяться из толпы, имели хмурые лица. Цоканье подкованных каблуков звучало гораздо громче тиканья часов, но внезапно часы встрепенулись и громко пробили полдень.

— Послушай, Сусликов... — молвил развалившийся в мягком кресле Генеральный Секретарь.

Суслов отвернулся от окна.

— Я не Сусликов, Леонид Ильич, я — Суслов, — вежливо, стараясь не обидеть лидера Партии, поправил Суслов.

— Послушай, Суслов, — не обиделся Леонид Ильич, — а как там поживает наш лучший советский разведчик Штирлиц?

— Он на пенсии, Леонид Ильич.

— Как на пенсии? — удивился Брежнев. — И сколько же ему лет?

— Около семидесяти.

— Мне тоже уже давно около семидесяти, а я все еще на своем посту! Если человек нужен Партии, Родине и делу Мира, какое право он имеет уходить на пенсию?

— Вы совершенно правы, дорогой Леонид Ильич!

— Надо найти товарища Штирлица. Для него нашлось новое, чрезвычайно важное задание!

— Будет исполнено, найдем! — подобострастно кивнул Суслов и вышел из кабинета.

А за окном ходили охранники в милицейской форме и часы на Спасской башне Кремля.

ГЛАВА 1
Русский разведчик на пенсии

— Максим Максимыч, твой ход! — азартно выкрикнул старик Панкратыч, взмахнув длинными руками.

Все пенсионеры терпеливо уставились на названного в ожидании — какую кость он выложит на стол?

Максим Максимыч Исаев был пожилым крепышом, с открытым волевым лицом и бдительными глазами разведчика. Он действительно всю свою жизнь провел в контрразведке, более того, это был лучший разведчик всех времен и народов, человек-легенда. Расскажи об этом его партнерам по домино, они бы только посмеялись и не поверили. Легенда не может сидеть возле дома и курить со стариками на лавочке.

Выйдя на пенсию, Исаев до сих пор чувствовал себя засекреченным агентом. Никто из его приятелей пенсионеров не знал, кто он есть на самом деле. Бытовало мнение, что в годы войны Максим Максимович длительное время был в немецком тылу, поскольку, выпив, говорил исключительно по-немецки. Эта особенность, да еще сдержанный, невозмутимый нрав привели к тому, что соседи прозвали его в шутку "Штирлицем", на что Исаев никак не реагировал, потому что привык. Это и было его имя.

Штирлиц взъерошил свои еще густые волосы и, грохнув о стол ладонью, хрипло сказал:

— Рыба!

Старики повскакивали с лавочек и стали возбужденно обсуждать, как надо было ходить, а как не надо до того, как Штирлиц сделал "рыбу". Штирлиц ухмыльнулся, встал из-за перекошенного стола, сколоченного под открытым небом из занозистых досок, собрал в карман со стола монетки, потянулся и захотел пива.

— Панкратыч, одолжи рубль до понедельника! Я отдам!

— Извини, Максим Максимыч, — старик Панкратыч развел своими длинными руками, — я на мели.

— Все вы тут на мели, — буркнул Штирлиц, — как пароходы в луже!

Может быть у кого-нибудь здесь и был рубль, но просить его у бережливых стариков было бесполезно. Отдавать долги Штирлиц считал ниже своего достоинства.

Легендарный разведчик взял свой костыль, прислоненный к дереву, и побрел домой, где, как помнится, у него стояло на балконе несколько пустых бутылок.

Лифт, как было заведено в стране развитого социализма, не работал. Штирлиц, болезненно кряхтя, стал подниматься по лестнице на пятый этаж. Проходя мимо почтового ящика, он даже не обернулся. Газет он не выписывал, потому что почту воровали, и не читал, опасаясь испортить зрение мелким шрифтом. Работая в разведке, он и тогда избегал всяческих шифровок и мелкого убористого почерка. А что касается писем, так их никто ему не писал, ибо Штирлиц был круглый сирота.

Открыв отмычкой дверь своей квартиры, Штирлиц прошел на балкон, где, покопавшись в куче разного хлама, извлек пять пивных бутылок. У одной было отбито горлышко и Штирлиц, покачав головой, запустил ею с балкона.

— Вот ведь зараза! — сердито молвил Исаев. — Тут едва на одну бутылку наберется, а мне хочется как минимум пять!

Как Герой Советского Союза, Штирлиц получал персональную пенсию, но и эта пенсия разлеталась в две недели. Ему вспомнилась его молодость, прошедшая в Германии сороковых годов. Денег можно было стрельнуть в Рейхе у любого, все знали Штирлица в лицо и давали не только быстро, но и как бы охотно. Да и "Центр" ежемесячно подбрасывал кругленькие суммы на вербовку агентов. Золотое время! А какое было в Германии пиво!.. Теперь там социализм, и пиво, наверное, социалистическое...

Штирлиц сглотнул старческую слюну, побросал бутылки в авоську и неспешно двинулся в магазин. Бутылки он решил сдать, а на вырученные деньги посетить пивную "Красная шапочка".

В городе, как кирпич на голову, стояла ранняя весна, апрельское небо все еще было затянуло свинцовыми облаками, но на деревьях уже проклевывались острые листочки, подобные зеленым буденовкам.

Штирлиц шел по улице, старательно обходя лужи, но не прохожих. Если кто-нибудь из встречных подворачивался ему под локоть, того Штирлиц с ворчанием толкал прямо в грязь:

— Ну, чего толкаетесь-то? Думаете, раз человек стар, то можно его и с асфальтом сровнять? А я за вас воевал! Кровь свою проливал на чужбине!

На вид Штирлиц вовсе не казался старым, а имел вид пьяного работяги. Возражать такому было опасно - кому охота нарваться на ответный поток матерной брани, а то получить по морде, на что советские работяги большие мастера? Глаза у Штирлица были задумчивыми — такой как даст по голове, очень даже запросто.

Постукивая костылем, русский разведчик вошел в винный магазин, где толпилась неорганизованная толпа галдящих граждан, прорывающихся к прилавку.

Костыль, кстати, у Штирлица был особенный. Его подарил знаменитому советскому агенту сам Никита Сергеевич Хрущев. Палка костыля была выполнена из красного дерева, внутри — полая и залита свинцом, а массивный загнутый набалдашник — из красной меди. Красный цвет очень нравился Штирлицу. Во-первых, красиво и по-пролетарски, во-вторых, не видно крови, если дать кому-нибудь по голове.

Не обращая внимания на очередь, словно он шел по пустынному пляжу, Штирлиц пробился к продавщице и уверенно выставил на прилавок свои бутылки.

— Куда без очереди? — препротивным голосом заорал на него здоровенный и красномордый детина с пудовыми кулаками. — В репу захотел, старикан?

— Это ты мне? — язвительно поинтересовался Штирлиц, становясь к нему в пол-оборота.

— Тебе, старый козел!

Штирлиц ядовито ухмыльнулся, давно уже на него так не нарывались.

— Я — не козел! — процедил сквозь зубы вежливый Штирлиц. — Я — Герой Советского Союза, ветеран войны! Мне не только можно, но и нужно брать все без очереди!.. Спасибо, милая, — Штирлиц принял от продавщицы мелочь и снова повернулся к здоровяку. — Понял, засранец?

— Все вы ветеринары! — не унимался здоровяк. — Небось в тылу отсиживался, да консервы американские жрал, а теперь без очереди лезет! У меня у самого отец воевал!..

Теперь, когда Штирлиц избавился от стесняющих его бутылок, которые в пылу спора могли разбиться, и засунул мелочь в карман, лицо его разительно изменилось. Прищурившись, словно прицелившись из нагана, он с размаху дал своим примечательным костылем в орущую красную морду. Удар профессионала тут же прекратил зловонные потоки брани, детина повалился на пол, и толпа стала спешно его затаптывать, чтобы оказаться поближе к прилавку. В который раз Штирлиц убедился, что костыль гораздо сподручнее, чем любимый кастет.

Бывший разведчик не стал ждать, когда в винном начнется драка между агрессивными алкашами, и поспешно вышел из магазина. Лет двадцать назад, он, может быть, устроил бы там антиалкогольный погром, но сейчас решил не разменивать свою жизнь на такие мелочи.

— Девяносто две копейки, — пересчитал он мелочь из кармана. — Всего на четыре кружки! Вот ведь черт, а до пенсии еще целая неделя!

Штирлиц еще что-то бубнил себе под нос, а ноги уже сами несли его знакомой дорогой в пивную.

Пройдя мимо двух розовощеких пионеров, Штирлиц посетовал, что подрастающее поколение совсем перестали воспитывать. Давно уже Штирлица не приглашали в школы на "встречу с ветераном", а эти встречи для него были небольшим подспорьем — во время рассказов можно было пить чай с пряниками и вареньем, таким образом сэкономив пару рублей.

Здесь мысли Штирлица автоматически вернулись к занимательному вопросу — почему ему платят такую маленькую пенсию? Ответ на этот вопрос Штирлиц знал. Лично ему могли бы дать любую, но тогда вокруг всем стало бы обидно и завидно, а это уже никак недопустимо в стране всеобщего равенства.

ГЛАВА 2
Штирлиц в поисках премии

В пивной было грязно и накуренно, но посетители этого уже давно не замечали. В воздухе висел тошнотворный запах: коктейль пива, воблы и пота отдыхающих труженников. По облезлым и давно не крашенным стенам, ничуть не таясь, маневрировали когорты крупных тараканов. Посетители и тараканы мирно сосуществовали под одной крышей.

— Сегодня пиво разбавляют или не доливают? — деловито спросил Штирлиц, входя в заведение.

— Разбавляют! — ответили ему хором пьющие мужички. — И не доливают!

Штирлиц поприветствовал знакомых, которые пропустили его без очереди к пивному автомату, и залил четыре кружки.

Прихватив несколько соленых баранок, Штирлиц встал у дальнего столика, и только там как следует огляделся. Опять сработала его многолетняя привычка проверять, нет ли за ним хвоста.

Штирлиц глазом опытного резидента определил контингент посетителей. Слева от него четверо молодых парней потихоньку разбавляли пиво водкой и говорили о парадоксах самиздатовской литературы. Пятый, интеллигентного вида очкарик, что-то бурча себе под нос, чистил дохлого окунька, видимо, найденного здесь же. За соседним столом справа веселая компания обсуждала достоинства какой-то блондинки, с которой все были в каких-то запутанных отношениях. В другой компании забавлялись тем, что по очереди рассказывали друг другу похабные анекдоты и громко ржали, поощряя друг друга, хотя почти все анекдоты были абсолютно несмешными. Изредко, правда, попадался хороший анекдот о разведчике Штирлице.

— Идет Штирлиц по коридору, а на встречу ему Борман, — взахлеб рассказывал один из компании. — Штирлиц, вы еврей? — спрашивает Борман...

"И это знают", — усмехнулся Штирлиц. Он уже давно привык к своей популярности и чувствовал себя народным героем. Однажды даже пошутил — "Народ и Штирлиц — едины". От упоминания своего имени Штирлиц всегда улыбался.

Он отхлебнул от кружки большой глоток, потом повернул голову налево, улыбка сползла с его лица, Штирлиц остолбенел.

Возле самой стены, в полумраке, все такой же толстый, лысый, с отвисшими щеками и слюнявыми губами стоял... Борман!

От неожиданности Штирлиц икнул и залпом выпил кружку.

"Это Борман или только похож на Бормана?" — спросил себя Штирлиц.

Борман прислушивался к очередному анекдоту, тихо хрюкал и отпивал из кружки маленькими глоточками.

"Точно Борман! — убедился Штирлиц, услышав так знакомое ему хрюканье. — Но что он тут делает? Неужели решился приехать интуристом? Нет, интурист не зашел бы в этот пивняк. Этот пивняк засекречен, его и местные-то не все знают... Неужели этот фашист живет здесь, в Советском Союзе?"

Ничего не подозревающий толстяк, в котором Штирлиц признал Бормана, достал кошелек и стал выуживать из него скомканный рубль, намереваясь взять еще пива.

"Умно, — похвалил Бормана опытный разведчик. — В то время, как этого гада ищут по всему белому свету, он прячется там, где его меньше всего будут искать! В Москве!"

Потрясенный ожившим призраком Бормана, Штирлиц выпил еще одну кружку, да так, что и сам не заметил этого.

"И куда только смотрит КГБ? Оголтелый нацист, зарвавшийся убийца разгуливает по улицам, а всем по-фигу! Надо бы настучать, куда следует."

Штирлиц был патриотом. Решив заложить Бормана, он с хрустом надкусил баранку и запил ее третьей кружкой. На душе его потеплело.

"А что, хорошая мысль! — похвалил он себя. — Денег ни хрена нет. Если я сдам Органам такого важного преступника, неужели они не отвалят мне премию? Наверняка за такие вещи дают какую-нибудь специальную премию... Имени Павлика Морозова, например... А ведь я еще дома знал, что четырех кружек мне не хватит, надо по крайней мере пять! Вот ведь, как предчувствовал!"

Разведчик опрокинул последнюю кружку, наблюдая как по стенкам стекают остатки пива, и решительно выскочил из пивной. Конечно же, у него была уже не та хватка, что раньше, но профессионал и на пенсии остается профессионалом!

— Стоп! — осадил себя Штирлиц. — А вдруг, пока я буду бегать за чекистами, гад Борман возьмет и смоется? Нет! Надо остаться и выследить, где эта свинья нашла себе логово!

Штирлиц присел на скамейку под деревом, закурил "Беломорину" и стал терпеливо следить за выходом. Ждать пришлось недолго. Минут через сорок Борман, ковыряя в зубах обгоревшей спичкой, вышел на свежий воздух и, покачиваясь, зашагал по улице. Штирлиц незаметно пошел за ним след в след, даже если Борман наступал в лужи.

Бывший партайгеноссе, как ни в чем не бывало, посетил продуктовый магазин, где без очереди, помахивая какой-то книжечкой, купил докторской колбасы, два пакета вчерашнего молока и черного хлеба.

Потом постоял у газетного стенда, читая статью в "Правде".

Прочитав и неопределенно хмыкнув, сел в троллейбус и проехал ровно две остановки.

Размахивая сумкой с продуктами во все стороны и ни разу не обернувшись, Борман вошел в пятиэтажную "хрущебу", поднялся на второй этаж и скрылся в квартире.

— Квартира номер восемь, — запомнил Штирлиц и предусмотрительно записал номер на ладони. — Ничего не боится гад! Ну-ну! Посмотрим, что ты запоешь на Лубянке!

Через полчаса Штирлиц был в своей альма-матер. Показав часовому удостоверение Почетного Чекиста, Штирлиц прошел в приемную, проскочил мимо изумленной секретарши и без стука вошел в кабинет какого-то генерала.

— Товарищ, вы кто? — строго спросил генерал.

— Я — Штирлиц! У меня дело особой важности! Пришел сообщить, что встретил в Москве бывшего партайгеноссе Бормана!

— Штирлиц? Вы — тот самый Штирлиц?

— Вот именно! Тот самый Штирлиц, и встретил того самого Бормана! Дайте мне двух чекистов с двумя заряженными наганами, через полчаса я приведу к вам этого ублюдка!

— Одну минуту, товарищ Штирлиц, присаживайтесь...

Генерал взял телефонную трубку и набрал двухзначный номер.

— Юрий Владимирович? Задников вас беспокоит... Нашелся Штирлиц, которого вы приказали разыскать. Да нет, не из вытрезвителя, сам пришел! Так точно! Слушаюсь, будем ждать...

Штирлиц непонимающе посмотрел на генерала Задникова.

— Вам удобно? - спросил генерал, честно глядя на Штирлица. — Кофе хотите?

— Какой, в задницу, кофе, когда Борман на свободе!? Я его еще в годы войны два раза пытался взорвать динамитом, а вы тут расселись как на именинах!.. А так, кофе, конечно, хочу!

Генерал, не обидевшись на тираду Штирлица, нажал кнопку на селекторе и заказал:

— Три кофе.

— А третий кому? — спросил Штирлиц, закидывая ногу на ногу.

— Третий для меня!

В дверях появился суровый человек в штатском.

— Юрий Владимирович! — вскочил генерал. — Вот он, тот самый Штирлиц.

— Андропов, — представился шеф КГБ.

— Штирлиц, — разведчик пожал протянутую руку.

Генеральская секретарша внесла поднос с дымящимися чашечками кофе. Никто из мужчин не сказал ни слова, пока она не ушла.

"Немая, наверное", — подумал Штирлиц и с уважением посмотрел на Андропова.

ГЛАВА 3
Борман никому не нужен

— Искренне рад, что лично познакомился с вами еще при жизни, — витиевато произнес Юрий Владимирович. - Вы ушли на пенсию во времена моего предшественника, я уж думал, не судьба! Для меня это большая честь — лично познакомиться со знаменитым разведчиком Штирлицем!

Юрий Владимирович говорил с такой неподдельной искренностью, что на мгновение у Штирлица даже промелькнула мысль - не хочет ли он взять у него автограф?

Андропов хотел, но потом решил, что автограф Штирлица можно будет выдрать из его досье.

— Да будет вам обо мне! — бросил Штирлиц. — Пора бы вам лично познакомиться со знаменитым фашистским палачом Борманом!

Выпалив последнюю фразу, Штирлиц осторожно отпил глоточек кофе. Кофе был ароматным и вкусным, как раз таким, к какому он привык в Германии. Вернувшись на Родину, разведчик почему-то перестал употреблять этот напиток.

— Что нам до Бормана? Борман нам ни к чему, — ласково покачал головой Андропов. — Нам именно вы нужны!

— Как это, ни к чему! — патриотично возмутился Штирлиц. — Ну знаете ли!..

— Борман был советским разведчиком, только еще более законспирированным, чем вы. Настоящая его фамилия Сидоров.

Штирлиц поперхнулся.

— Да, да, — подтвердил генерал. — Неужели вы думаете, что в Рейхе на нас работал один Штирлиц?

— Честно говоря, я и до сих пор так думаю, — обидчиво сказал разведчик. — Кроме меня там были только идиоты и садисты.

— Многие только притворялись садистами, чтобы никто не заподозрил в них наших агентов. В нашем деле, знаете ли, приходится идти на компромиссы, — вежливо сказал Юрий Владимирович.

— Хитро! — признал Штирлиц. — А Адольф Гитлер не из наших?

— Гитлер? Нет.

— А я так и думал! — Штирлиц снова отпил кофе. — Ну, и зачем я вам понадобился?

— Для вас, товарищ Штирлиц, снова есть важное задание. Родина без вас, как без рук.

— В тылу врага?

— Нет. В тылу друга. Надо помочь корейским товарищам. У них там возникли бо-ольшие проблемы.

Штирлиц допил кофе и похвалил:

— Кофе у вас что надо!

— Турецкий, — доложил генерал Задников. — Еще изволите?

— Не откажусь, — и Штирлиц придвинул к себе чашечку генерала. — Ну, и какие у них там проблемы?

— Видите ли, сведения эти совершенно секретные! Даже я, руководитель Органов, не знаю в чем суть дела. Давайте мы с вами вот что сделаем! Давайте мы сейчас поедем в Кремль, к товарищу Брежневу, он вам все и расскажет. Он один в курсе дела.

— К Брежневу? Хорошо, поедем к Брежневу, — согласился Штирлиц, вставая. — Надеюсь, там покормят?

ГЛАВА 4
Задание для Штирлица, а повару — медаль!

Дверь была обита красным бархатом и позолочена. Сначала за нею послышалось чье-то посапывание, потом появился и сам Генеральный секретарь в расшитой косоворотке.

— А! Это и есть наш легендарный герой Штирлиц! — воскликнул Брежнев, горячо пожав руку разведчику и смачно чмокнув его в заросшую щеку. — Наслышан, наслышан! Совсем недавно смотрел про тебя фильм. Что-то ты не сильно на себя похож? Постарел, что ли?

— Старость — не радость, — нашелся Штирлиц и тоже звонко поцеловал Брежнева в щеку.

— Это точно, — осклабился Леонид Ильич. — А фильм хороший про тебя сняли. Правдивый. Сусликов!

— Я не Сусликов, а Суслов, — поправил Суслов.

— Да, Суслов. Надо бы дать этому артисту... как там его... ну, который Штирлица играл, звание народного...

— Да он и так народный.

— Ну, медаль...

— Медаль дадим, — пообещал Суслов.

— А настоящему Штирлицу, вот этому — Героя Советского Союза. Страна должна знать своих героев в лицо.

— Он и так Герой, — вставил Андропов.

— А, здравствуй, Антонов, я тебя что-то не сразу заметил, — Брежнев полез целоваться к руководителю КГБ. Андропов брезгливо уклонился.

— Ну, гости дорогие, — добродушно повел рукой Генеральный Секретарь, — раз вы все здесь, прошу за стол!

Гости прошли за красную дверь и оказались в другой зале. Не трудно было заметить, что длинный стол уже сервирован и накрыт роскошно.

Штирлиц прошел к столу и увидел в хрустальной вазе икру. Штирлиц уже давно не видел икры, поэтому, едва присев, сразу взял кусок хлеба и толстым слоем намазал бутерброд сначала черной, а потом красной. Симпатичная горничная, напомнившая Штирлицу одну из его многочисленных радисток, налила дорогому гостю душистой водки.

— Хорошо у вас тут, Леонид Ильич, — заметил Штирлиц. — Ваше здоровье!

И опрокинул рюмку.

— Спасибо, — сказал Леонид Ильич и, насупив брови, опрокинул рюмочку тоже.

Штирлиц забрал у девушки бутылку и налил себе еще.

— И шнапс у вас ничего! — похвалил он. — Разве сравнишь с немецким! Помню, пили мы в Рейхе, ну такая гадость! Только у нас в России могут делать такой вкусный и нажористый!

— Из личных погребов, сам настаивал, — обрадованно засопел Брежнев. — Рекомендую отведать ломтик от поросенка. Смотри, какая румяная корочка!

Долго Штирлица просить не пришлось. Он пододвинул блюдо с поросенком к себе и приступил к его уничтожению. Как ломтик, так и весь поросенок, что и говорить, были восхитительны!

— Ваш повар — молодец! — с забитым ртом обронил Штирлиц.

— Ну так! — многозначительно молвил Брежнев, с умилением глядя на бывшего разведчика.

Было чему подивиться — Штирлиц поглощал провизию, не останавливаясь ни на минуту, даже чтоб откашляться. Он в два счета обглодал поросенка, сожрал целую вазу салата, похватал с китайского блюда пельменей, щедро запивал все это водкой. Последнюю он без особых раздумий, смешивал с армянским коньяком, ничуть при этом не страдая.

Брежнев, Суслов и Андропов смотрели на него с изумлением.

"Кто хорошо ест, тот хорошо работает," — думал шеф КГБ.

"Хорошо, что не Штирлиц у нас Генеральный Секретарь, — думал Суслов. — Штирлица бы народ не прокормил."

"Неужели народ у них так голодает?" — мог бы подумать Генеральный секретарь, но не подумал.

— Да, повар-то у нас ничего! — после долгого молчания произнес Брежнев. — Сусликов!

— Я — Суслов!

— Повару надо дать медаль.

— Так точно!

Наконец, Штирлицу показалось, что он сыт. Разведчик потянулся, ухватил с вазы яблоко и отодвинулся от стола.

— Можно подавать десерт! - оглянулся он на горничную. — Мне тройной кофе в большую чашку. И чтобы ложечка была серебрянная.

— Леонид Ильич, — сказал Андропов. — Надо бы поговорить о деле.

Штирлиц осоловело посмотрел на Андропова и мягко осадил шефа КГБ.

— О деле надо говорить после десерта, когда мы перейдем на мягкий диванчик и закурим гаванские сигары.

Андропов нахмурился, бросая осторожный взгляд на Брежнева.

— Дело говорит, — вяло кивнул тот. Андропов вздохнул.

Молоденькая прислуга унесла грязную посуду и объедки, сменила скатерть, заляпанную Штирлицем, и принесла десерт. Штирлиц получил заказанную чашку кофе, хлебнул, зажмурился от удовольствия и взял в ладонь огромный кусок шоколада.

— Помню, в столовой Рейха продавался отменный шоколад, — доверительно сказал он Брежневу. — Жаль вас там не было, а то попробовали бы.

— Сусликов...

— Суслов я, товарищ Брежнев!

— Ну, Суслов, какая, хрен, разница? — Брежнев глянул на своего приятеля. — Слушай, может мне книжку написать о том, как я работал в немецком тылу с товарищем Штирлицем? Один из нас — резидент, весь засекреченный, работает под прикрытием, а другой у него — агентом. Или наоборот...

— Но вы же не работали в немецком тылу! — возразил Суслов.

— Я и на Малой Земле не работал, — возвразил в ответ Леонид Ильич. — Подумай об этом, Сусликов... Хорошая книжка может получиться... Слышь, Штирлиц, анекдот знаешь?

— Ну?

— Идет по коридору Леонид Ильич, а навстречу ему — Пельше.

"Товарищ Плейшнер, вы, случайно, не еврей?" — спрашивает Леонид Ильич...

— Товарищ Брежнев! — снова возник Андропов. — Надо бы о деле поговорить, а то темнеет уже!

— О каком еще деле? — удивился Ильич.

— О секретном задании, которое надо поручить товарищу Штирлицу. Чтобы он его выполнил. Для корейских товарищей!

— Ах, да! Как же, секретное задание! — Брежнев с трудом поднялся с диванчика и взмахнул рукой. - Пройдемте, ребята, в мой рабочий кабинет. Слышь, Штирлиц, у меня такой кабинет — закачаешься!..

ГЛАВА 5
Контуры важного задания

Все прошли в кабинет Брежнева. Это был просторный зал, в котором можно было бы давать бал-маскарад с фейерверком. В центре зала стоял обставленный чернильницами и телефонами рабочий стол Леонида Ильича. Телефоны эти никогда не звонили, а в чернильницах плескались мухи, впрочем, и ими никогда не пользовались. На селекторе работала только одна кнопка, ее нажимали, когда Генеральному секретарю требовалось подкрепиться. Он ее, кстати, и нажимал.

Вокруг этого удивительного стола стояли мягкие диванчики, на одном из которых тут же оказался Штирлиц. В зале царил приятный полумрак, в колонках тихо поигрывал старина Моцарт, навевая лирическое настроение. Штирлиц с громким хлюпом отхлебывал из фарфоровой чашечки ароматный кофе.

— Ну, теперь можно и о делах поговорить, — разрешил он.

— Андреев, — сказал Леонид Ильич, обращаясь к Андропову, — Расскажи товарищу разведчику о деле.

— Но, Леонид Ильич, — Андропов вежливо улыбнулся, — это же дело государственной важности, о нем знаете только вы, так как оно очень секретное.

— Что ты говоришь? — удивился Брежнев. — Что-то я о нем ничего не знаю! А почему?

— Понятия не имею, я думал, вы в курсе, — молвил Андропов, пожимая могучими плечами чекиста. — Разве корейский посол вам ничего о нем не сказал?

— Нет, — Брежнев сдвинул брови к переносице и пошамкал челюстью. — Ни слова не сказал, негодяй.

— Надо было ему иголкой под ногти, — добродушно посоветовал Штирлиц, — сразу бы все и выложил!

— Напрашивается вот какой вывод, — вмешался Суслов. — Задание настолько секретное, что о нем вообще никто не должен знать. Я думаю, товарищу Штирлицу имеет смысл направиться в Корею, встретиться там с товарищем Ким Ир Сеном и до тонкостей у него все узнать. Тогда он сможет выполнить это секретное задание!

— Сусликов дело говорит, — похвалил Брежнев. — Андронов, надо бы Штирлицу выделить одного или двух помощников из твоего ведомства.

— Выделим, Леонид Ильич, — кивнул шеф КГБ. — Я Штирлицу готов десятерых дать! Заодно поучатся, как надо работать.

— Эй, остановите каток! — воскликнул Штирлиц, которому вовсе не улыбалось, чтобы за каждым его шагом следили молодцы Андропова. — Мне помощников не надо! Я плохо срабатываюсь с людьми, у меня характер скверный!

— Да будет вам, Исаев! У вас просто ангельский характер! — с глумливой улыбочкой заметил Суслов.

— И кроме того, — продолжал аргументировать Штирлиц, — я — профессионал! Зачем мне кто-то нужен еще?

— Ну и что? — спросил Брежнев. — Я тоже профессионал, и у меня есть помощники... Вот, Сусликов, например... Нет, Штирлиц, без помощников нельзя. Корейцы могут не так понять. Скажут, Брежнев такой жмот, людей для нас пожалел...

— Ну тогда, — Штирлиц пошел на компромисс, — давайте я возьму себе в помощь Бормана.

— Одного?

— Он десятерых стоит. Главное у Бормана — это воображение! К тому же, он мой старый знакомый, с ним мне будет намного легче выполнить такое тяжелое и ответственное задание.

— Борман... Какая странная фамилия, — протянул Леонид Ильич. — Он что, еврей?

— Нет, он немец, — сказал Штирлиц.

— Русский он, — добавил Андропов. — Сидоров его фамилия.

— Это хорошо, что не еврей. Ты, Штирлиц, долго жил в Германии, небось не любишь евреев-то? Все фашисты их страсть как не любили.

— Я интернационалист! — возразил Штирлиц. — Я никого не люблю!

— Значит, еврейский вопрос тебя не волнует?

— Ясный пень! Меня и женщины уже не волнуют!

Глубокомысленно покачав головой, Брежнев обратился к Суслову:

— А этот еврей со сложной фамилией Солженицын, которую я никак не могу запомнить, пишет, что это очень животрепещущий еврейский вопрос в нашей социалистической стране... Вот ведь врун!

— Нас сейчас больше волнует корейский вопрос, — сказал Андропов, переводя разговор в деловое русло.

— Дык, кто спорит? — согласился Леонид Ильич. — Корейцы, они тоже, того... как евреи...

Глава 6
Штирлиц вербует Бормана

Штирлиц встретился с Борманом на Патриарших прудах. Приятели обнялись и сели возле пруда на скамеечку. Предложение Штирлица Борман выслушал сдержанно и отреагировал на него престранно. Минут пять он отрицательно качал головой, потом стал ковырять в носу пальцем, но Штирлиц не терял надежды. Он чувствовал себя на подъеме.

В кармане разведчика хрустели две пачки полусотенных купюр, выданных во время вчерашней встречи. Одну из них ему торжественно и под расписку вручил шеф КГБ Андропов, другую сунул на прощанье в карман Леонид Ильич Брежнев. Этой, второй, особенно не терпелось в заточении в кармане. Пора было пойти выпить пива, но Борман упрямился, как осел в повозке.

— Знаешь, Штирлиц, — Борман задумчиво посмотрел на поверхность пруда, по которой скользили два лебедя — белый и черный. — Если честно, мне никогда не нравилась эта работа.

— Да брось ты, Борман! Ты — самый классный агент! Я на любого в Рейхе мог подумать, что он русский агент, но чтобы ты!

— Это так, но ради того, чтоб так замаскироваться, приходилось каждый день изображать из себя ублюдка...

— Но у тебя это так хорошо получалось!

— Нет, Штирлиц, — Борман кинул лебедям кусок булки, и те начали из-за него драку. — И не упрашивай! Я с этим покончил. Работа на Органы — погони, перестрелки, убийства... Теперь это не для меня. Нам религия не разрешает убивать.

— Какая еще религия?

— Слыхал о Кришне? Я тут познакомился с одним кришнаитом, очень симпатичная оказалась религия. Я теперь полностью раскаялся и за старое не возьмусь.

Глаза Бормана при этих словах были предельно чисты, но Штирлиц, который листал дело на Бормана в КГБ, не поверил ни слову. Даже здесь, в своей родной стране, Борман не мыслил своего существования без каких-нибудь гадостей. Соседке снизу, которая с ним не слишком приветливо поздоровалась, он облил вывешенное на балконе белье фиолетовыми чернилами. Другому соседу, который распускал о нем слухи, утверждая, что в годы войны Борман работал на фашистов, однажды темной ночью проколол шины у старенького "Запорожца".

Жалобы на Сидорова попадали в органы милиции каждую неделю. А иногда приходили прямо на Лубянку, на что чекисты только посмеивались. Понятно, что жить рядом с Борманом-Сидоровым не сахар, но надо же ему где-нибудь жить!

Все это и многое другое Штирлиц хорошо знал, но Борману ничего говорить не стал. Не обязательно говорить человеку, что он у тебя на крючке.

— Харе Кришна! — воскликнул Штирлиц. — Кто говорит об убийствах? Специально мы убивать никого не будем. Война, слава КПСС, давно кончилась! Наша цель в Корее — просто оказать братскую помощь товарищу Ким Ир Сену! Ты только представь! Бесплатно съездим на Восток, посетим буддистские храмы, пообщаемся с настоящими кришнаитами!

— Ты серьезно?

— Ясный пень! — от нарастающего нетерпения Штирлиц вскочил. — Когда еще представится такая возможность? Денег на билет у тебя все равно никогда не будет. А Корея — это, брат, родина учения Кришны!

— Не может быть! Однажды у меня была знакомая в общежитии, я ее консультировал по немецкому, так там было полно этих корейцев, и все жарили на кухне селедку. Ну и запах от нее, боже! И ни одного кришнаита среди них не было!

— Ты что, мне не веришь?

— Да нет, я верю... Штирлиц, я бы с радостью, но у меня семья, дети...

С понимающей улыбкой Штирлиц посмотрел на Бормана.

— У тебя четыре семьи, — уточнил он. — И в каждой дети. Но все семьи ты бросал и никогда не платил алиментов. И только с последней семьей живешь, так как у них квартира хорошая.

— Откуда?.. — опешил Борман.

— Ты, профессионал, спрашиваешь у меня, профессионала?

— Понятно, — взволнованно засопел в ответ Борман.

— Борман, ты меня знаешь, и знаешь очень давно, я не люблю давить на людей! Но представь себе на минуту, что твои дети, которые давно уже не дети, узнают, где живет их папаша, и приедут из разных городов к тебе, так сказать, погостить?

Борман содрогнулся, а Штирлиц стал ковать Бормана, пока он был горячий.

— Что тут думать! Ты же не навсегда уезжаешь. За пару недель, я уверен, мы выполним задание, еще пару недель пошатаемся по храмам, пообщаемся с твоими кришнаитами, — Штирлиц щелкнул себя пальцем по горлу, — и вернешься домой к своей семье Сидоровых, как огурчик.

— Да стар я уже для всего этого...

— А вот этого возражения я категорически не принимаю! — строго прикрикнул Штирлиц. — Мы с тобой старые, закаленные большевики. Мы в наши годы крепки, как дубы, не то что эта молодежь, которая уже в пятьдесят загибается от болезней. Комсомольцы хреновы!

— Твои доводы просто неотразимы, — признал Борман.

— А то! Борман, ты еще этого не понимаешь, но ты мой единственный, последний друг. Кому, как не нам, взяться за это дело и выполнить его! Знаешь, я уже чувствую себя помолодевшим лет на двадцать! — Штирлиц молодцевато вскочил со скамейки, задорно схватил камешек и запустил в окно проезжавшего мимо троллейбуса.

Не обращая внимания на звон разбитого стекла и пронзительную трель милиционера, Штирлиц резюмировал:

— Леонид Ильич Брежнев будет нами доволен!

— Видел я этого Брежнева в телевизоре, мне он совсем не понравился.

— Мне он тоже раньше не особо нравился, — кивнул Штирлиц. — А на деле оказался чутким, душевным человеком. Встретил меня, как сына... И чтобы я не слышал о нем никаких гадостей! — пригрозил разведчик и показал Борману жилистый кулак.

— Да ладно тебе, Штирлиц, насрать мне на этого Брежнева! — Борман тоже встал. — Слушай, а что корейцы дадут Брежневу, если мы задание выполним?

— Да ничего не дадут! Для Брежнева главное — это дело Мира.

— Совсем съехал, — молвил Борман, но Штирлиц снова показал ему кулак, и Борман счел за лучшее сменить тему.

— Так когда, ты говоришь, мы едем?

— Завтра, — бросил Штирлиц. — Скажи, Борман, а пиво кришнаиты пьют?

— Пьют, — с достоинством отозвался Борман. — Это же не пристрелить кого-нибудь...

— Не вмазать ли нам в таком случае по паре пенных кружечек? — разведчик похрустел в кармане деньгами, выданными в КГБ, и извлек из пачки на свет полусотенную. — Видал?

— Ого! Отчего ж тогда не вмазать! — согласился Борман, и они направились пить разбавленное пиво.

ГЛАВА 7
Корея — страна идей чучхе

В восемь утра Штирлиц и Борман были уже в Пхеньяне. Встретил их какой-то кореец, по-русски он не говорил, зато отвез разведчиков в забронированный для них номер самой лучшей гостиницы.

Мальчики в расшитых золотом ливреях принесли в номер багаж — два залатанных походных рюкзака. В рюкзаке Штирлица находилось снаряжение, необходимое для террористов и диверсантов, в том числе два килограмма пластиковой взрывчатки, стальные, остро отточенные ножи, три пистолета, патроны, консервы "По-флотски", десять банок китайской тушенки, и, кроме этого, блоки папирос "Беломор", три самых увесистых кастета Штирлица и карта Кореи с пометками Андропова, которую Штирлиц забыл выбросить в самолете.

Содержимое диверсионного рюкзака Бормана было покрыто густым и зловонным мраком. Зловонным от того, что от рюкзака чем-то явственно воняло, но чем — было непонятно.

Номер Штирлицу понравился. Пушистый ковер лежал на полу, по углам на мраморных подставочках стояли две пальмы в кадках, на стенках висели гирлянды живых цветов.

Усевшись за стол, друзья решили перекусить консервами, когда в номер вошли двое. От Советского посольства в Корее их встречал дипломат Петров, а от корейских товарищей — чекист Пак Хен Чхор.

Представившись, Петров стал сразу оправдываться.

— Извините, что не встретили вас в аэропорту, боялись, что вас могут вычислить южно-корейские шпионы.

— Да, ничего, — бросил Штирлиц, — присаживайтесь, порубаем консервов.

— Консервы — потом. Гостиница вас устраивает?

— Нормальная гостиница, — буркнул Штирлиц, переходя для разговора на мягкий диван. — А то я думал, привезут в какой-нибудь гадюшник.

— Чхангвансанская гостиница — самая лучшая гостиница в Корее, — гордо заявил корейский чекист Пак Хен Чхор. — Из ее окон открывается изумительный вид на фонтаны.

Борман, который по дороге из аэропорта внимательно высматривал кришнаитов и не обнаружил ни одного, спросил:

— Э... Товарищ...

— Называйте меня просто Пак.

— Товарищ Просто Пак, а где тут у вас собираются кришнаиты?

— Кто? — изумился Пак.

— Кришнаиты. Или, на худой конец, дзен-буддисты.

— Товарищ Борман, — сурово сказал корейский чекист, — у нас в стране вдохновленный идеями чучхе народ строит социализм. Ни кришнаитов, ни буддистов у нас нет и быть не может.

Лысая голова Бормана вопросительно повернулась к Штирлицу.

— Когда нам дадут задание? — тут же спросил Штирлиц.

— Немного позже, — широко улыбнулся Пак. — На сегодня у нас запланирован ряд мероприятий. Я покажу вам нашу замечательную столицу, расскажу о Корее, мы посетим музеи боевой славы, поклонимся памятникам наших социалистических завоеваний. Одним словом, вас надо как следует подковать в плане идей чучхе. И, наконец, вечером мы посетим хороший ресторан, где поужинаем.

Штирлиц, который во время перечисления мероприятий мрачнел с каждой фразой, при слове "ресторан" захлопнул рот и взглянул на представителя Советского посольства Петрова.

— Это действительно хороший ресторан, — кивнул Петров. — Кормят там вкусно, как на убой.

— Я буду вашим гидом, и если что-нибудь будет непонятно, я все объясню, — пообещал Пак.

— Где этот узкоглазый так хорошо насобачился говорить по-русски? — равнодушно спросил сам себя Штирлиц, не замечая что говорит вслух.

— Я учился в Москве, — ответил Пак на первый вопрос.

Через пять минут они спустились вниз, где их ждала черная лакированная "Чайка". Шофер с третьей попытки завел мотор, и представительная машина ровно помчалась по широким пхеньянским улицам.

— Корея расположена в восточной части Азиатского материка, — начал Пак свой долгий рассказ. Было заметно, что он выучил свою речь наизусть, слова так и отскакивали от его языка. — Она занимает Корейский полуостров, протянутый с севера на юг, с прилегающими к нему 4198 островами и островками.

— Сколько, сколько островков? — не поверил Борман.

— Заткнись, — сказал Штирлиц.

— Площадь Кореи составляет 222209 квадратных километров, из которых на северную часть КНДР приходится 122762 квадратных километра.

— Сколько, сколько километров? — не унимался Борман.

— На севере Корея граничит с Китаем и Советским Союзом, с восточной, западной и южной сторон омывается морями. Почти 80 процентов территории занимают горы, средняя высота над уровнем моря — 440 метров. Климат типичный умеренный, среднегодовая температура воздуха — от 8 до 12 градусов, среднегодовое количество осадков — 1120 миллиметров.

— Штирлиц, — Борман наклонился к уху разведчика. — На хрена нам это все нужно?

— Ну ты спросил! Да для того, чтобы нас подковать, чтоб мы в лепешку расшиблись, выполняя для них секретное задание!

— Вот оно что! Это новые подходы, — покачал головой Борман и спросил, — Сколько, сколько миллиметров?

Пак отвечал на все вопросы Бормана, начиная уже недоумевать, насколько же эти русские могут быть такими тупыми.

— Пхеньян — столица Корейской Народно-Демократической Республики. Пхеньян находится на равнине, лежащей в устье реки Тэдон. Само название города означает "широкая земля".

— Широка страна моя родная! — глумливо пропел Борман.

— Верно подмечено, — подхватил Пак. — Великий вождь Президент Ким Ир Сен указывал: "Пхеньян — сердце корейского народа, столица социалистической Родины, очаг нашей революции". А вот и первый объект, с которого наши советские друзья начнут знакомство с сердцем корейского народа!

Машина остановилась, Пак вышел.

— Я бы предпочел начать знакомство с ресторана, — хмуро бросил Штирлиц Петрову.

— Товарищ Штирлиц, не осложняйте международные отношения, — сказал Петров. — Корейский народ очень гордится своими памятниками, своим социализмом и своим Великим вождем. Кстати, не вздумайте назвать его просто Ким Ир Сеном. Надо говорить: Великий вождь Президент Ким Ир Сен. На самом деле, это уменьшительно-ласкательный титул. Полностью он звучит так: "Генеральный секретарь ЦК Трудовой партии Кореи и Президент КНДР, великий вождь и любимый руководитель, товарищ Ким Ир Сен".

Штирлиц злобно посмотрел на лоснящееся лицо представителя посольства. Петров был одет в строгий черный костюм, на лацкане пиджака краснели два значка — один комсомольский, другой с портретом Ким Ир Сена в позолоченной рамке. Толстыми пальцами с коротко подстриженными ногтями Петров держал сигарету "Данхилл", которую время от времени подносил ко рту и делал легкую затяжку. У Штирлица так и чесались кулаки дать этому поганцу по раскормленной морде.

Русский разведчик пересилил себя, вздохнул, понимая, что постарел, и вылез из "Чайки". Остальные последовали за ним.

— Монументальный скульптурный ансамбль на холме Мансу! — гордо объявил Пак Хен Чхор.

— Ансамбль песни и пляски, — шепотом съязвил неугомонный Борман.

— В апреле 1972 года корейский народ воздвиг этот памятник с единодушным желанием и стремлением передать навеки бессмертные революционные заслуги Великого вождя Президента Ким Ир Сена и завершить из поколения в поколение начатое им великое революционное дело чучхе!

Штирлиц взглянул на памятник. Великий вождь в длинном плаще стоял на постаменте, положив левую руку на задницу. Другая рука уверенно указывала народу путь вперед, в светлое будущее. Монумент живо напомнил разведчику родные памятники Ленину. Слева и справа от памятника Ким Ир Сену под гигантскими флагами был изображен корейский народ - с пулеметами, гранатами, ружьями. Суровые лица, казалось, говорили: "Смерть фашистским оккупантам!" Тут же стояли транспаранты с надписями по-корейски.

— Пак, — спросил Штирлиц, — что тут написано?

— Очень правильный вопрос! — вдохновился Пак. — Я вижу, вы начинаете проникаться нашими идеями! Слева написано "Да здравствует Полководец Ким Ир Сен!", а справа — "Выгоним янки и объединим Родину!".

— А что, разве Корея оккупирована американцами? — поинтересовался Борман. — Почему их надо выгонять?

— Конечно! Это Южная Корея! Там засели империалисты, они мешают объединить нашу многострадальную Родину, наши южные соотечественники от этого сильно страдают. Но мы не должны терять надежды. Вот что сказал по этому поводу наш любимый товарищ и дорогой руководитель Ким Ир Сен: "Все соотечественники на Севере и на Юге Кореи должны с уверенностью в скорейшем объединении Родины настойчивее вести священную патриотическую борьбу против империализма США, за спасение Родины и самостоятельное воссоединение страны!"

— Это ты наизусть? — изумился Борман.

— Конечно, — серьезно кивнул стриженной головой товарищ Пак. — Я знаю на память все речи и изречения нашего любимого вождя...

— Да, корейцы — умный народ, - покачал головой Борман. — Но не все...

— Я вообще-то хотел спросить, не написано ли где-нибудь, как пройти в туалет? — сказал Штирлиц.

Петров подпрыгнул от возмущения и выронил сигарету, а Пак сначала сделал вид, что не понял по-русски. Штирлиц повторил свой вопрос снова, и, наконец, его отвезли к уютному подвальчику.

Через пять минут Штирлиц выскочил из подвальчика с вытаращенными глазами.

— Что с тобой? — спросил Борман.

— Борман, ты мне не поверишь! — взахлеб ответил Штирлиц. — У них там, в туалете, стоит столик из слоновой кости, а на нем живые цветы и портрет какого-то корейца!

— В туалете? — от изумления Борман широко открыл рот, напоминая больного, пришедшего к дантисту.

— Что же тут удивительного? — вмешался дипломатичный Петров. — Это специальный столик для Великого и любимого вождя Президента Ким Ир Сена, вдруг он зайдет в этот туалет? Кстати, такие же столики стоят в автобусах и в метро, в любом из учреждений. Возле столика обычно ставят стул и места эти никем не занимаются. Великий вождь может в любом месте, куда бы он ни попал, присесть и отдохнуть, вдохнуть запах свежих цветов...

— Потрясающе! — выдохнул Штирлиц.

— Пойдемте, товарищи, в машину, — устало сказал кореец.

Все пятеро снова сели в "Чайку" и поехали дальше осматривать исторические места, отражающие славный путь революционной борьбы, пройденный корейским народом под руководством Великого вождя Президента Ким Ир Сена.

В музее революции Штирлица поразили шедевры корейской живописи — "Родной вождь, впереди линия фронта", "Лично взяв в руки пулемет", "Надо показать, на что способен кореец". Скульптура "Товарищ Верховный Главнокомандующий осматривает фронт" тоже была хороша.

Борману, напротив, не нравилось ничего! Увидев замечательный плакат "Четвертуем американский империализм везде в мире", он с характерным для него похрюкиванием предложил империализм не четвертовать, а сразу же кастрировать!

Раз десять Штирлиц порывался все бросить и сбежать, но бдительный Петров вежливо ловил его за руку и напоминал о ресторане, который их ждет после осмотра достопримечательностей. Впрочем, как бы ни был Петров бдителен, где ему было уследить за Штирлицем! Каждые десять минут русский разведчик отворачивался и прикладывался к фляге со старорусской водкой.

Даже Борман этого не замечал, он продолжал веселиться от души. На Тэсонсанском кладбище революционеров Борман осведомился, не продают ли здесь пиво. Осматривая Выставку Дружбы между народами, спросил, есть ли в Пхеньяне публичные дома. Вопросы бывшего партайгеноссе вызывали зубовный скрежет у товарища Пака, а Петров стал опасаться, что после этой экскурсии Корея пришлет Советскому правительству ноты протеста, рассорится с Союзом и начнет строить капитализм.

Целый день "Чайка" моталась по улицам корейской столицы. Штирлицу показали Университет имени Ким Ир Сена, Высшую партийную школу имени Ким Ир Сена и Стадион имени Ким Ир Сена. Пак предлагал показать еще и Площадь имени Ким Ир Сена, но Штирлиц отказался наотрез, пригрозив, что в этом случае пристрелит своего гида, как бродячего музыканта.

Наконец, когда уже стемнело, уставших до полусмерти Штирлица и Бормана, у которых в голове уже все перемешалось, привезли в ресторан Чхонрю, напоминавший большое красивое судно, что стоит на реке Потхон.

— Это лучший ресторан Пхеньяна! — похвалился Пак Хен Чхор.

Петров шепотом прокомментировал:

— Нас поведут в зал "для дорогих товарищей". Обедать в этом зале — большая честь. Я прошу, ведите себя, как следует! Прошу не только от себя лично, но и от всего советского посольства, — попросил Петров, прижимая обе руки к груди.

— Меня еще будут учить, как себя вести в ресторане! — возмутился Штирлиц. — Да я в ресторанах жрал больше, чем ты, Петров, за свою жизнь просто завтракал, обедал и ужинал!

За время экскурсии представитель посольства ужасно надоел разведчику. Несколько раз Штирлиц уже поднимал костыль, но, уважая "дипломатическую неприкосновенность", сдерживался.

В любом из ресторанов, где бывал Штирлиц, обычно происходили драки. Почему? Это для Штирлица было загадкой. При виде этого ресторана "для дорогих товарищей" у разведчика также появилось предчувствие, что драки не миновать. А раз уж драка неизбежна, то Штирлиц дал себе слово при первой же удобной возможности дать этому гаду Петрову по голове.

Гостей провели в зал, усадили за стол. Быстрые и услужливые официантки, ловко снуя между столиками, принесли на подносах дымящийся спецзаказ.

— Это еще что такое? — строго спросил Штирлиц, приоткрыв крышку на кастрюле и вдохнув аромат незнакомого блюда.

— Синсолло, — сказал товарищ Пак и облизнулся. — Всемирно известное корейское национальное блюдо. Дорогих гостей из-за границы всегда им угощают. Такой деликатес, вы пальчики оближете!

— Первый раз слышу про такое блюдо, — сознался Штирлиц. — Но на всякий случай руки надо вымыть...

— А это — одно из любимейших блюд корейского народа — куксу. Его можно полить кунжутным маслом и специями, будет очень вкусно.

— На лапшу похоже, — заметил Борман, потирая руки. — Одна моя знакомая, я консультировал ее по немецкому языку, всегда варила мне после этого лапшу...

— После чего? — саркастически бросил Штирлиц.

— Уха из тэдонганского пеленгаса, хве, пхо, тушеный пеленгас в соевом соусе, обжаренный в масле пеленгас, — перечислял Пак, показывая пальцем на расставленные блюда корейской кухни.

— Теперь, когда вы так все хорошо объяснили, могу я наконец начать есть?

— Да, да, пожалуйста...

Борман с опаской смотрел на накрытый стол, потом наклонился к Штирлицу.

— Была у меня одна знакомая, жила в общежитии, там было полно корейцев, они так мерзко жарили селедку! Это такой запах!

— Да брось ты, забудь, — отмахнулся Штирлиц. — А как тут у вас насчет выпить? Или в стране идей чучхе это не принято? — Штирлиц потянулся за мясом.

— Как же, как же! — воскликнул Пак, просияв. — Есть национальные напитки - камчжу, чхончжу, знаменитый ликер "камхорно", жень-шеневая водка.

Борман взял бутылку водки. Внутри плавал корешок жень-шеня.

— Не процедили самогон-то, — грустно сказал Борман. — У меня был приятель, врач из морга, так он очень любил пить спирт, в котором плавала разная заспиртованная гадость — лягушки, крысы...

— Фу! — передернулся Петров. — Я лучше выпью ликера.

— Ликер "камхорно" лекарственный, — похвалился Пак. — Он сделан из настоя свежей ююбы, нарезанной сушеной хурмы без косточек, имбиря, разделенного на шесть кусков яблока и груши без кожицы. При перегонке используют мед и воробейник красно-корневый. Крепость сильная, но нет едкого вкуса.

— Очень интересно, — сказал Штирлиц, наливая себе и Борману водки.

Приятели отведали корейскую кухню. Штирлицу особенно понравилось мясо, поджаренное на огне, напоминающее родной советский шашлык. Борман съел три тарелки лапши куксу, отчего его живот раздулся, как у клопа. Всю закусь с непонятными названиями они щедро запивали корейскими напитками, впрочем, отдавая предпочтение жень-шеневой водке.

— Знаешь, Штирлиц, — с набитым ртом проговорил Борман. — Мне начинает нравиться в Корее.

— Еще бы! — ответил Штирлиц. — Разве бы я посоветовал тебе что-то плохое? Слушай, Пак!

— Да, товарищ Штирлиц!

— Не пойми меня превратно, но я хочу выпить за здоровье Великого вождя Президента Ким Ир Сена! — Штирлиц поднял рюмку.

— Спасибо! — взволнованно воскликнул Пак. — За это только стоя!

Они встали и, со звоном сдвинув большие рюмки, выпили стоя.

— Хорошо пошла! — выдохнул Штирлиц. Его глаза светились молодым задорным блеском. Но из присутствующих один только Борман догадывался, что это предвещает.

— Еще по одной за то же самое! — сказал разведчик, подливая корейцу полную рюмку. — Отказываться выпивать за Ким Ир Сена нельзя! А теперь — за Корею единую и неделимую, от моря и до моря!

Кореец Пак склонился к уху Петрова.

— Похоже, товарищ Штирлиц проникся духом идей чучхе и вполне готов к встрече с Великим вождем.

Петров осоловевшими глазами повел на Штирлица, пытаясь определить, действительно ли он проникся духом идей чучхе, потом кивнул.

На десерт принесли огромный торт, весь залитый кремом, по его краям вились замысловатые иероглифы, а в центре стояла шоколадная фигурка Ким Ир Сена.

— Этот торт называется "Корея"! — объявил Пак. — Подается только самым дорогим из "дорогих товарищей"!

— Чрезвычайно аппетитный торт, — добавил Петров и потянулся за фигуркой Ким Ир Сена. — Мне довелось попробовать такой только один раз...

Петров ухватил жирными руками Великого вождя за ноги, поднес ко рту и с треском откусил вождю голову. Штирлиц, который сам любил шоколад, рассвирепел.

— Ах ты скотина! Откусывать голову Великому вождю товарищу Президенту Ким Ир Сену! Пак, это ж святотатство! У, гад!

И Штирлиц, перегнувшись через стол, дал представителю посольства в измазанную шоколадом физиономию. Петров повалился на пол вместе со стулом.

— Я, собственно, не понимаю... — Петров, хватаясь за скатерть, сделал попытку подняться, но Штирлиц уже выскочил из-за стола.

— Он не понимает! — с благородным негодованием вскричал разведчик и, схватив Петрова за волосы, дал ему в живот.

Кулак разведчика был подобен молоту, Петров поперхнулся. Следующий удар по наковальне в пах заставил Петрова согнуться пополам. Штирлицу оставалось только развернуть бедного дипломата и наподдать ногой под зад так, чтобы советский представитель пролетел по залу, сбил с ног официанта и угодил головой в кастрюлю синсолло на одном из столов. Так Штирлиц и сделал.

Сидящие за столом корейские "дорогие товарищи" вскочили и, без расспросов, начали бить Петрова. Официант, сбитый во время полета, облил других "дорогих товарищей". Здесь начали бить официанта. Очень быстро две группы дерущихся перемешались и начали бить друг друга. Все, как один, корейцы изображали из себя каратистов, высоко подкидывали ноги и издавали дикие вопли.

Через секунду весь зал был вовлечен в свирепую драку.

— Я так и знал, — сказал Штирлиц пьяному Паку. — По этим ресторанам ходят одни драчуны, и всегда какой-нибудь козел начинает драку. Как ты думаешь, Пак, надо их разнять?

— У... — промычал Пак в ответ что-то неразборчивое, очевидно, по-корейски, и упал под стол.

Штирлиц схватил костыль и бросился в толпу. Раздавая удары костылем налево и направо, от которых корейцы падали, как перезревшие груши с яблони, Штирлиц проложил себе дорогу и проник на кухню. Костылем отодвинув в сторону ни в чем не повинного повара в белом колпаке, русский разведчик обнаружил на столе точно такой же торт под названием "Корея".

Он бережно взял фигурку Ким Ир Сена и, вспомнив анекдот про Чебурашку и крокодила Гену, откусил вождю ноги по самую голову.

ГЛАВА 8
"Приедет Штирлиц и все сделает"

Утром Штирлиц проснулся в своем гостиничном номере бодрым и свежим, ощущая, что вчерашняя разминка пошла организму исключительно на пользу. Он снова чувствовал себя молодым, как будто бы вернулся в сороковые годы, в Рейх, где вокруг были одни враги и надо было быть собранным, внимательным и готовым дать кому-нибудь в нос. Возникло даже ощущение, что сейчас откроется дверь, и в комнату войдет, поблескивая очками, папаша Мюллер...

Открылась дверь, и в комнату вошел Пак Хен Чхор, весь какой-то помятый, с красными глазами.

— Товарищ Штирлиц, — объявил он. — Пора ехать к Великому вождю Президенту Ким Ир Сену.

— Отлично, — сказал Штирлиц, разминая кости. — Слушай, будь другом, разбуди Бормана, а то он спит как из пушки, да еще храпит, гад! Опохмелиться, кстати, не желаешь? Я вчера прихватил из ресторана неплохой ликер.

— Спасибо, — благодарности Пака не было границ. Он подскочил к столу и приник к горлышку бутылки, чувствуя громадное облегчение.

— Это вы грамотно прихватили, а то у нас до двух часов спиртное не купишь.

Пак сделал еще два глотка и посмотрел на Штирлица.

— Какие у вас мускулы, товарищ Штирлиц! — с уважением протянул он. — А по внешнему виду не скажешь, что вы такой качок!

— Это от того, что веду здоровый образ жизни, — похвалил себя Штирлиц и изрек философски. — А внешность, она всегда обманчива!

Через полчаса их везли на той же "Чайке" к Ким Ир Сену. Машина промчалась по улицам Пхеньяна, выехала за город и, не встречая ни единой машины, помчалась, как стрела. По краям дороги через каждые сто метров стояли корейские солдаты, похожие, как из одной яйцеклетки.

Десять минут быстрой езды, и "Чайка" въехала на огороженную тройным забором с колючей проволокой территорию, где, утопая в зелени, виднелся трехэтажный особняк.

Дорогих гостей вывели из машины, и они тут же оказались в окружении откормленных охранников в бронежилетах и с автоматами.

— Извините, Штирлиц, — сказал Пак, — но перед тем, как мы войдем к Великому вождю, вас должны будут обыскать.

— Что! — возмутился русский разведчик, поднимая костыль. — Меня обыскивать?

Пак опасливо покосился на страшное орудие Штирлица.

— Товарищ Штирлиц, я вас прошу! Так положено!

— Я входил без всякого обыска к Гитлеру, Сталину, Хрущеву и Брежневу!

— О! Ну, тогда хотя бы выверните карманы.

— Пожалуйста, — Штирлиц сплюнул и с презрением вывернул карманы, из которых посыпались стрелянные гильзы, рулон туалетной бумаги, два любимых кастета и незаменимый гаечный ключ, которым Штирлиц вскрывал пивные бутылки.

— Очень хорошо, — удовлетворился Пак и подал охране знак. — Пропустить!

Охрана расступилась, и друзья прошли в дом.

— Штирлиц, мне тут не нравится, — тихо сказал Борман, ковыряя в покрасневшем носу.

— Мне тоже не нравится, — согласился Штирлиц. — Но мы идем в гости, а в гостях принято кормить. Когда я ходил к Брежневу, для меня накрыли такой роскошный стол! Кстати, Борман, не забудь поцеловать Ким Ир Сена.

— Зачем? — с отвращением передернулся Борман.

— У них, в высших кругах, так сейчас стало принято, целоваться!

Советских разведчиков ввели в огромный светлый зал. В центре, окруженный товарищами, стоял Великий вождь Президент Ким Ир Сен. Знаменитый корейский революционер, отец идей чучхе был в очках, в строгом черном френче и мешковатых брюках.

Борман, раскинув руки для объятий, полез целовать Ким Ир Сена. Президент испуганно отшатнулся, на бывшего партайгеноссе тут же накинулись охранники и заломили ему руки за спину.

— Ай! — только и успел сказать Борман.

— Эй, эй! — воскликнул Штирлиц, бросаясь выручать приятеля. — Он же просто поздороваться хотел!

Пак что-то залопотал по-корейски, с большим неудовольствием Бормана отпустили.

— Ну и обезьяны, — проворчал Борман, потирая ушибленное плечо. — Хуже гестаповцев и эсэсовцев вместе взятых!

Чтобы разрядить обстановку, Штирлиц обратился к стоящему рядом с Ким Ир Сеном юноше с круглым луноподобным лицом и косыми глазами:

— Эй, мальчик! Сгоняй за пивом!

— Да вы что! — прошипел Пак, подпрыгнув от возмущения. — Это же дорогой товарищ и любимый руководитель Ким Чен Ир, сын и наследник великого Ким Ир Сена.

— Ах, сын и наследник! — Штирлиц помахал дорогому товарищу рукой. — Здравствуй, Ким Чен Ир!

Не отвечая то сердитому, то ласковому русскому, Ким Чен Ир опасливо отодвинулся за спины охранников, выглядывая из-за них своим луноподобным лицом.

— Пак, переведи ему, что случилось недоразумение, пусть Ким Ир Сен не обижается.

— Мне не надо ничего переводить, — сказал Ким Ир Сен по-русски. — Я и так все понимаю. До сорок пятого года я жил в СССР, для меня русский язык почти как родной.

— О, великий! — хором воскликнули корейские товарищи. — Он все знает, все умеет!

— Отлично, — Штирлиц подошел к Ким Ир Сену поближе. — О задании мы будем говорить до или после обеда?

Встав перед Штирлицем, широко расставив ноги и заложив руки за спину, вождь пристально изучал их лица.

— Вместо обеда, — сказал наконец Ким Ир Сен. — Вот что я хотел вам сказать.

В прошлом году наш народ под руководством партии своей героической борьбой еще ярче прославил честь и достоинство нашей Республики, срывая на каждом шагу лихорадочные происки империалистов и реакции, направленные против нашей Республики, против социализма.

В этом году мы должны непременно добиться фактического сдвига в обеспечении мира в стране и ускорении ее мирного воссоединения, активно воздействуя на современную ситуацию, развивающуюся в пользу объединения Родины.

ЦК партии обратился ко всей партии, ко всему народу с призывом, проникнувшись духом революционной борьбы в горах Пэкту, противопоставить контрреволюционным наскокам врага революционный натиск, добиться великого подъема в революции и строительстве...

— Ничего не понимаю! — возмутился Штирлиц. — Что вы мне морочите голову! У меня сейчас крыша поедет!

Ким Ир Сен невозмутимо посмотрел на разведчика.

— А мне сказали, что вы уже подкованы в плане идей чучхе! Ай-ай-ай! Никому нельзя верить! Товарищ Пак совершил непростительную для коммуниста ошибку!

— Оставьте товарища Пака в покое, товарищ! — сердито буркнул Штирлиц. — Я приехал сюда выполнить задание и готов выслушать, в чем оно заключается. Это все, что я хотел бы здесь услышать.

— Хорошо, — ответил любимый вождь, что не предвещало, в общем-то, ничего хорошего. — Значит так, товарищ Штирлиц. Задание очень секретное. О нем никто, кроме нас, не должен знать. Наши чекисты обнаружили заговор с целью свергнуть народное демократическое правительство и присоединить Северную Корею к Южной. Были перехвачены шифровки, был схвачен южно-корейский агент, который ходил по улицам и ничего не делал, в то время как все корейцы строят коммунизм! Наши товарищи с ним поработали, агент, разумеется, раскололся. Мы уже засылали в Южную Корею своих агентов, но специфика нашей страны состоит в том, что все эти агенты остаются у южан и не хотят возвращаться. Именно с этой целью мы попросили русских нам помочь. Вот ваше задание — вам надо внедриться в агентурную сеть в Южной Корее и уничтожить ее изнутри. Ваш профессиональный опыт, навыки работы в тылу противника прекрасно известны не только в Корее, но и во всех наших братских странах. В общем-то, мне казалось, что вы национальный герой нашего социалистического лагеря.

— Ну что же, во-первых, мне нужны будут деньги...

— К сожалению, денег для вас нет, — широко развел руками Ким Ир Сен. — Все средства нашего народа идут на строительство социализма!

— Как нет? — удивился Штирлиц и задумался. — Ну, тогда мне потребуются ваши люди, агенты, специалисты подрывного дела...

— Товарищ Штирлиц, вы должны нас понять, людей для этого тоже нет. Все корейцы находятся на грандиозных стройках социализма.

— Послушайте, но когда нет денег и нет людей, нет и дела! — начал распаляться Штирлиц.

— Тут какая-то ошибка! Дорогой товарищ Брежнев по телефону мне сказал, что приедет Штирлиц и все сделает! Тут приезжает Штирлиц и начинает мне, как вы там говорите? "морочить голову"! Вы что же, хотите сказать, что Генеральный секретарь дорогой товарищ Брежнев мог меня обмануть?

— Денег нет, людей нет! — Штирлиц хмуро глянул на корейцев. — В сортир-то хоть сходить можно?

Судорога свела лицо Ким Ир Сена. Он молча развернулся и вместе со своими спутниками и охраной скрылся за дверью. Штирлица и Бормана вывели в другую дверь.

— Вы совершили бестактность! — заявил Пак. — Будь вы корейцем, за такие вещи вас бы расстреляли!

— Ничего не понимаю! В этом здании нет сортиров? Что, "дорогие товарищи" в туалет не ходят?

— Туалеты здесь есть, в них стоят золотые унитазы, а садиться на золотой унитаз может только сам Великий вождь Президент Ким Ир Сен либо дорогой товарищ Ким Чен Ир. А для остальных туалеты во дворе!

— Пошли отсюда, Борман, — сказал Штирлиц, кося левым глазом на охранников. — Великий вождь дал нам важное задание, пора его выполнять!

С годами разведчик стал сдержаннее. В молодости он бы не сдержался и устроил бы здесь корейский погром. Сейчас Штирлиц хладнокровно затаил злобу, и лишь костыль, подрагивающий в руке, выдавал, что в голове Штирлица созрел план.

Борман выудил из носа длинную соплю, пристроил ее на тяжелую бархатную портьеру и согласно кивнул.

— Пойдем, Штирлиц.

ГЛАВА 9
Штирлиц требует политического убежища, иначе он за себя не отвечает

Вернувшись в номер, Штирлиц замахнулся костылем и в раздражении запустил им в кадку с пальмой. Кадка, как кегля, упала с мраморной подставочки и покатилась по ковру.

— Нет, ну какие сволочи, а! — злопыхал Штирлиц, бегая по номеру. — Не покормили, денег не дали, людей не дали!

Штирлиц был уверен, что номера прослушиваются, поэтому для конспирации перешел на немецкий.

— Ты знаешь, Штирлиц, — вяло молвил Борман. — Что-то мне не в кайф работать на этого Ким Ир Сена. Он мне совсем не понравился. По-моему, он — гад! И это ради него я буду ходить по улицам ночью, кого-то перевербовывать, участвовать в перестрелках, экономить патроны, таскать на себе динамит, ни есть, ни пить, сидеть в засаде...

— Ты за кого меня вообще принимаешь! — возмутился Штирлиц. — Неужели ты поверил, что я стану на него работать?! Мы действительно внедримся в южно-корейский заговор, но только для того, чтобы его возглавить и помочь совершить этот переворот!

— Доброе дело, — согласился Борман и с чувством пожал Штирлицу руку.

— Поедем в аэропорт, захватим самолет с заложниками и улетим в Южную Корею, чтобы оттуда руководить заговором!

Штирлиц вытащил из-под кровати два привезенных из Москвы рюкзака со снаряжением и открыл свой. Взяв все необходимое, Штирлиц и Борман прямо в номере надели противогазы и стали неузнаваемы. Спустившись вниз, Штирлиц дал костылем по ненавистной голове швейцара, который как две капли воды был похож на Ким Ир Сена.

— За что ты его так? — поинтересовался Борман.

— А вдруг он работает на корейскую разведку?

Штирлиц умел заметать за собой следы.

Борман встал посреди улицы и остановил такси. Штирлиц, угрожая таксисту костылем, приказал ехать в аэропорт. Насмерть перепуганный таксист беспрекословно отвез страшных пассажиров, куда было сказано.

Выскочив из машины, Штирлиц рукояткой костыля разбил стеклянную стену здания аэропорта. С ужасным стоном стекло обрушилось вниз, и еще долго сыпались осколки. Раздались милицейские трели, собралась толпа, но террористы были уже далеко.

Бодрым шагом, улыбаясь под резиной противогаза, Штирлиц приблизился к таможне и начал поливать людей в форме нервно-паралитическим газом. Через полминуты проход был свободен.

— Я ничего противозаконного не везу, — сняв противогаз, сообщил русский разведчик скорчившимся в неестественных позах таможенникам и вместе с Борманом прошел на летное поле.

Раздавая удары костылем, Штирлиц прорвался сквозь толпу к трапу ближайшего самолета, залез внутрь и заорал:

— Без паники! Самолет захвачен!

Поднялась паника.

Пассажиры повскакивали с мест, симпатичная стюардесса упала в обморок, Борман, который влез за Штирлицем, дал очередь из автомата и проревел:

— Кто будет себя плохо вести, пристрелю!

Лицо у Бормана было такое, что пассажиры ему поверили и затихли. Стюардесса пришла в себя, и Борман, развалившись в кресле и поигрывая автоматом, приказал принести себе пива.

Тем временем Штирлиц прошел в кабину и показал пилотам гранату.

— Самолет захвачен! У Бормана в рюкзаке килограмм пластиковой взрывчатки!

Пилоты дружно заговорили по-корейски.

— Кто-нибудь по-русски говорит? — грозно спросил разведчик.

— Я стажировался в СССР, — испуганно привстал один из пилотов.

— Молодец, — похвалил Штирлиц.

— Вам куда? В Лондон, Париж, Тель-Авив?

— Столица Южной Кореи как называется?

— Сеул.

— Значит, нам в Сеул!

— А черт! — расстроился летчик. — Мы и так туда летим.

— Заводи!

Самолет загудел моторами, побежал по взлетной полосе и поднялся в весеннее корейское небо.

— Двенадцать лет летаю из Пхеньяна в Сеул и обратно, — пожаловался летчик. — Хоть бы раз в Тель-Авив слетать...

— Ты что, еврей, что ли? — поинтересовался Штирлиц.

— Нет, я кореец.

— Вот и лети в Сеул, а то как дам по голове! — разведчик махнул рукой. — И передай по рации, что самолет захвачен Штирлицем.

— Да вы что? — испугался летчик. — Давайте сначала границу перелетим и потом уже объявим о захвате. А то еще на границе собьют, им же на нас и на пассажиров насрать!

— А так не собьют?

— За что? Мы летим своим рейсом по расписанию!

— Ну, я вижу, ты лучше знаешь, чего делать, — одобрил Штирлиц. — Я схожу, посмотрю, не хулиганят ли в салоне.

В салоне довольный Борман пил пиво, а пассажиры дрожали от страха.

— Штирлиц, а мне понравилось захватывать самолеты, — сообщил партайгеноссе. — Пивка на халявку можно попить... Угощайся.

— И много тут пива?

— Много!

— Угощайтесь, друзья! — жестом добродушного хозяина предложил Штирлиц пассажирам. — Бесплатно!

— Кого стошнит в моем самолете, пристрелю! — пригрозил Борман.

Через час двадцать самолет приземлился в Сеуле. Упившиеся пассажиры заблевали весь самолет и спали, громким храпом заполняя салон. Густой запах пива витал над креслами.

— Слабаки, — презрительно махнул рукой русский разведчик. — Мы с тобой выпили раза в три больше, а свежи, как огурчики!

— Мы же профессионалы, — скромно потупился Борман.

— Кажись, прилетели, — Штирлиц выглянул в иллюминатор.

Самолет, захваченный террористами, был окружен полицией, солдатами и репортерами. Солдаты прицеливались в самолет из автоматов, а репортеры снимали все это на видеокамеры.

— Надо взять кого-нибудь из этих уродов, — Борман указал на пассажиров, - приставить револьвер к виску и, пригрозив пристрелить заложника, попросить политического убежища. А еще можно кинуть гранату...

— Умно, — кивнул Штирлиц и попытался разбудить ближайшего сонного пассажира. Эта попытка неудачно завершилась тем, что заложника снова вырвало, и у русского разведчика испачкался плащ.

— Ах ты гад! — возмутился Штирлиц и дал заложнику костылем. — Пойдем, Борман, для тебя есть работенка!

Штирлиц вышел на трап и, приставив к виску Бормана пистолет, прокричал:

— Мы требуем политического убежища! Иначе я пристрелю этого жирного ублюдка!

— Это же Штирлиц! — пронеслось по толпе агентов южно-корейской разведки и ЦРУ, которые окружили трап захваченного самолета.

Штирлиц посмотрел вокруг...

ГЛАВА 10
В бункере фюрера

— Это же Штирлиц!

Штирлиц оглянулся вокруг и с удивлением признал в одноглазом главаре ликующей толпы своего старого приятеля Айсмана!

— Ребята! — орал Айсман, сверкая золотыми зубами. — Это же старина Штирлиц! Дружище, какими судьбами!

— Привет, — Штирлиц помахал рукой, подражая одному своему знакомому по фамилии Адольф Гитлер.

В ответ раздался ликующий рев бесноватых эсэсовцев.

— Здравствуй, Айсман, — молвил Борман, спускаясь по трапу вслед за Штирлицем.

— О, Борман! — вскричал Айсман. — Я тебя не узнал. Что-то ты изменился сильно!

С криком "Штирлиц приехал!" налетел Холтофф, за ним еще толпа затянутых в эсэсовскую форму молодчиков, русского разведчика подхватили на руки и понесли к автобусу с фашистским свастикой на боку. Штирлица усадили на почетное сидение, дали в руки литровую кружку и налили пенного, баварского, как определил по запаху Штирлиц, пива. Штирлиц сделал большой глоток, зажмурился от удовольствия и залпом выпил до дна. Эсэсовцы зааплодировали.

— Как здорово, что ты приехал! — радостно говорил Айсман. — Нам только тебя и не хватало! Ну, и тебя, конечно, Борман...

К Штирлицу сквозь толпу пробился эсэсовец с погонами штандартенфюрера.

— Штирлиц! Вы меня помните?

Штирлиц отрицательно помотал головой и взял еще одну кружку.

— Ну, как же! Я с вами ходил на футбол в сорок третьем году, помните? Мне тогда было десять лет... Вы меня за пивом посылали! Теперь я стал штандартенфюрером.

— Молодец, — сказал Штирлиц, подставляя кружку, в которую сразу два эсэсовца лили пиво из двух бутылок. — Я тоже был когда-то штандартенфюрером.

Штандартенфюрер расцвел от счастья.

— А я! А я! Штирлиц, меня вы помните? — закричал еще один. — Меня зовут Фриц, я был адъютантом Гиммлера! Вы — мой идеал контрразведчика!

— У меня тоже были когда-то идеалы, — философски изрек Штирлиц. — Айсман, а что, Гиммлер тоже ошивается здесь?

— Нет, Гиммлер уже умер.

— Повезло ему, — Штирлиц облегченно вздохнул. — Терпеть я не могу этого гада! Прибил бы я его...

Автобус заехал за железные ворота и остановился около трехэтажного кирпичного дома. Айсман достал из-под водительского сидения высокие гестаповские сапоги и протянул русскому разведчику.

— Это, Штирлиц, придется надеть.

— Зачем?

— Увидишь. Конспирация.

Штирлиц пожал плечами и натянул сапоги. По одному эсэсовцы вылезали из автобуса, забирались в канализационный люк и исчезали в его утробе.

— А это зачем? — полюбопытствовал Штирлиц.

— Конспирация, — лаконично ответил Айсман. — Это для того, чтобы северо-корейские и советские шпионы нас не выследили! Мы сейчас отведем тебя в такое местечко, ты обрыдаешься!

— Ну, ну.

Минут десять они шли по канализации. Под ногами смачно чавкало. Пахло. Штирлиц пожалел, что оставил в самолете противогаз. Борман, которому выдали дырявые сапоги, грязно матерился.

Наконец, идущий впереди эсэсовец стукнулся лбом о железную дверь и упоминанием о Божьей матери возвестил, что они пришли. Немцы поднялись по лестнице наверх и очутились в небольшой комнатке. Штирлиц вылез из люка и огляделся. Чем-то эта комнатка была ему знакома.

— Кажется, я здесь уже был, — сказал он.

— Точно! — восхитился Айсман. — Я всегда говорил, что у тебя феноменальная память! Это бункер Гитлера. Мы его разобрали и по кусочкам перевезли сюда, в Корею.

Айсман открыл дверь в соседнюю комнату и гостеприимно повел рукой.

— Проходите!

Вошедших оглушил шум музыки. Штирлиц узнал этот огромный зал, где когда-то проходили совещания у Гитлера. Хотя узнать было мудрено. В углу была оборудована сцена, на которой полуголые красотки танцевали канкан. По всему залу были расставлены столики, с подносами бегали официанты. Эсэсовцы за столиками резались в карты, а в центре — крутили рулетку.

— Господа! — громогласно объявил Айсман. — С нами Штирлиц!

Фашисты побросали свои дела и бросились обнимать русского разведчика.

— Хайль Штирлиц! — возопили они.

— А я, я что говорил! — захлебываясь кричал Холтофф. — Еще вчера, помните, я рассказывал, что мне приснился сон, будто Штирлиц меня трахнул по голове бутылкой!

— Качай его, ребята!

Потом Штирлица и Бормана усадили за рулеточный стол. Услужливые официанты тут же поставили перед ними шнапс, пиво и закусь. Красотки, столпившись позади счастливых эсэсовцев, ссорились, кому первой спать со знаменитым разведчиком.

Все ждали, что Штирлиц произнесет тост. Штирлиц встал, прокашлялся и сказал:

— Ну, у вас тут — прямо Германия! Я оценил! Здесь, среди вас, я снова себя чувствую себя молодым, пьяным и веселым!

— Для этого мы и вывозили бункер фюрера, — прослезился Айсман. — Тут у нас не только ресторан, казино и публичный дом, здесь у нас и досье разные. Бог ты мой, есть даже коллекция Мюллера!

— Не верю! — пошутил Штирлиц.

— Прямо дом родной. Мы здесь и с агентами встречаемся, такой психологический эффект производит! А в подвалах храним оружие и взрывчатку. И все немецкое! Все вывезли из Германии! Даже пиво! — спешил поделиться вестями Айсман.

— Девочек тоже из Германии вывезли?

— Нет, — всхрапнул Айсман. — Девочки местные.

— Друзья! — сказал Штирлиц. — Я пробыл тут всего десять минут, но уже чувствую себя, как на Родине! За вас, друзья!

— Гип-гип, ура! — хором завопили эсэсовцы.

Штирлиц выпил шнапсу. Слуга-кореец налил еще.

— Мой корейский слуга Кан Дон Ук, — похвалился Айсман. — Золотой парень! За два месяца выучил немецкий!

— Что ты говоришь? — удивился Штирлиц. — А чем вы сами тут занимаетесь? Корейский учите?

— Мы готовим заговор против Ким Ир Сена, — сказал Айсман. — Свергнем власть коммунистов и объединим Северную и Южную Кореи.

— Парень, — спросил Штирлиц у корейского слуги. — Хочешь объединения Южной и Северной Кореи?

— Да, конечно, — сказал кореец. — У меня там семья.

— Хорошо, — Штирлиц доброжелательно кивнул. — Хочешь быть моим слугой?

— Хочу.

— Айсман, ты мне подарил своего слугу, — проинформировал друга Штирлиц.

— Бери, — Айсман махнул рукой. — У меня еще трое есть! И все трое — тоже золото!

— Садись, Кан, — предложил корейцу Штирлиц. — Слугой ты мне не будешь, я против этих господских штучек. Будешь моим адъютантом, но слушаться только меня, понял?

— Понял, господин Штирлиц! — ответил адъютант Кан, подобострастно глядя на Штирлица и не понимая, чем слуга отличается от адъютанта.

— Налей себе водки.

Кореец сел и налил себе стакан шнапса.

— Значит, Айсман, вы затеяли заговор.

— Ну.

— И кто у вас главный? Гиммлер?

— Нет, Гиммлер умер.

— Геббельс?

— Нет, Геббельс сейчас в США стал доктором-гинекологом.

— Геринг?

— Нет, он в Италии занимается производством туалетной бумаги.

— Засранец, — заклеймил Штирлиц.

— Не скажи, у него три больших завода.

— Тогда кто? Не Мюллер же?

— Нет, конечно. Мюллер во Франции снимает порнографические фильмы, печатает порножурналы и открытки. В основном черно-белые, но есть и цветные.

— Что, негры с белыми? И с цветными?

— Ну так! — засмеялся Айсман. — Мюллер теперь у нас Большой человек!

— А главный-то кто?

— Ты не поверишь, но это Кальтенбруннер. Говорят, он совсем не постарел. Правда, лично я его никогда не видел, ни в Рейхе, ни здесь...

— Я тоже, — сознался Штирлиц.

— Говорят, он сделал себе операцию по омолаживанию организма, — доложил Холтофф, — теперь его вообще не узнать...

— И сколько вас тут, немцев?

— Около сорока. Во время войны большинство из них были в гитлерюгенде, а некоторые вообще еще пешком под стол ходили! Молодежь! — Айсман сосчитал по пальцам. — Да точно, если посчитать меня за двоих, то будет ровно около сорока человек! А если посчитать тебя, Штирлиц, меня и Бормана — можно сказать, что все сто! Мы, зубры старой закалки, каждый стоим двадцати человек!

— Отлично, — сказал Штирлиц. — К черту Кальтенбруннера! Заговор возглавлю лично я! Хватит тянуть кота за хвост!

— Хайль Штирлиц! — вновь завопили эсэсовцы, как заведенные.

— Правильно! — подхватил Борман. — Хватит на кофейной гуще гадить!

Борман только что вернулся из задних комнат, уже облаченный в эсэсовский мундир. Он сел между Айсманом и Холтоффом, и, глядя на них, Штирлиц испытал приступ сентиментальности. Бывало, как дашь кастетом по этим милым сердцу рожам!

— Поговорим о деле, — Штирлиц хлебнул шнапса и закусил малосольным огурцом.

— Дела идут с трудом, — признал Айсман. — Мы завербовали кучу корейских агентов, но никто из них не хочет ехать в КНДР. Боятся, что их поймают и заставят строить социализм. А у нас такие планы! Можно взорвать дамбу, наслать саранчу на поля или подсыпать в колбасу крысиной отравы...

— Это все мелочи, детский сад какой-то! — Штирлиц встал. — Мой план лучше.

Эсэсовцы обратились в слух.

— Мы садимся на танки, едем к границе, быстро переезжаем ее, с налету захватываем город за городом! Пока коммунисты не опомнились, захватываем Пхеньян! И все, Корея наша! Преимущество моего плана — в его внезапности! Никто от нас такой наглости не ожидает, поэтому все должно получиться!

Штирлиц торжественно протянул руку, словно пытаясь ухватить за хвост грядущее.

— А народ Кореи встретит нас с распростертыми объятиями. С народом я уже договорился, — Штирлиц похлопал по плечу своего нового адъюданта Кана. — Народ давно уже мечтает объединить страну!

Пораженные эсэсовцы восхищенно переглядывались.

— Я бы до такого никогда не додумался, — сказал Айсман, сверкая своим глазом.

— Когда выступаем? — спросил Холтофф.

— А чего ждать? — Штирлиц приложился к пивной кружке и осушил ее. — Надо действовать, пока их шпионы не успели ни о чем настучать, пока северные корейцы ни чего не подозревают. Наступление начнем прямо завтра, в воскресенье, в четыре часа утра!

— Даешь!!! — радостно завопили эсэсовцы.

— Официант! Еще пива! — позвал Штирлиц.

— Господин Штирлиц, — подобострастно проговорил официант. — Прошу меня сердечно извинить, но пиво кончилось.

— Айсман, где тут у вас можно попить пивка?

— Да где угодно! Есть тут кабачок один под названием "Древний Чосон". Там весьма неплохо.

— Пойдем туда! Надо к четырем утра как следует подготовиться!

— Ребята! — объявил Айсман эсэсовцам. — Идем в "Древний Чосон"!

С радостными повизгиваниями бригада Айсмана потянулись на выход.

ГЛАВА 11
Дикая страна, дикие нравы

Из бункера выходили через парадный выход, чистыми и хорошо освещенными коридорами.

— Слушай, Айсман, — спросил Борман, обгладывая на ходу куриную ножку, прихваченную со стола. — Раз из вашего бункера есть отличный выход, через который мы идем, то за каким хреном мы лезли через эту вонючую канализацию?

— Борман, ты не фига не понимаешь! Надо же было показать Штирлицу, как мы хорошо организованы, какая у нас классная конспирация! Скажи, Штирлиц!

— Ясный пфенинг, — согласился Штирлиц, которому выражение "ясный пень" уже приелось.

Фашисты погрузились в три грузовика и с песнями поехали в кабак. Айсман, любовно глядя на Штирлица, думал: "Надо бы мне тоже заказать трость с железным набалдашником!"

Грузовики подкатили к "Древнему Чосону". Сквозь стеклянные витрины ресторана, на которых столбиком были написаны иероглифы, можно было разглядеть уютный зальчик. В зале стояли пивные автоматы, стоящий за стойкой бармен продавал более крепкие спиртные напитки и закуску. Над входом светились два иероглифа. Сначала синим загорался один, затем зеленым другой, и, наконец, оба иероглифа загорались желтым цветом.

"Что все это значит? — удивился Штирлиц. — Неужели загорается — "Пива нет!", "Пива нет!"?

Пиво и веселье в кабаке были в самом разгаре. Команда американских бейсболлистов праздновала свою победу. Бейсболлисты, все как на подбор здоровенные, мускулистые, лакали пиво, обнимали красивых корейских девушек и сквернословили. Упившийся тренер в одиночестве поднимал тосты за состоявшуюся победу, но его никто не хотел слушать.

Мимо ресторанчика, приплясывая и напевая "Харе Рама! Харе Кришна!", проходила толпа выбритых наголо кришнаитов в оранжевых одеждах.

— Штирлиц! — обрадовался им Борман. — Это же кришнаиты! Я пойду пообщаюсь!

— Пообщайся, — разрешил Штирлиц. — Только много не пей!

— Да ты о чем? Мы поговорим о душе, о смысле жизни... Я давно уже хотел выяснить, кем я был в своей прошлой жизни.

— Смотри, чтоб тебя наголо не обрили! — пошутил Штирлиц.

Эсэсовцы громко заржали, так как Борман уже лет сорок был лыс, как бильярдный шар.

Борман помахал друзьям рукой и побежал за кришнаитской процессией.

— Уйдет мой друг Борман в буддистский монастырь! — посетовал Штирлиц. — Просветлится, станет Бодисатвой!

— Какие ты умные слова знаешь, — удивился Айсман.

— Это меня Борман научил, — не стал скрывать Штирлиц.

Эсэсовцы завалились в кабак и быстро заняли все свободные места. Холтофф резво подбежал к пивному автомату и начал наполнять кружки, передавая их по цепочке из рук в руки. Кружки быстро заставили длинный стол, во главе которого сел Штирлиц.

— Штирлиц, скажи речь! — крикнул бывший адъютант Гиммлера Фриц.

— Что я вам, Брежнев, что ли? — откликнулся Штирлиц. — Я сюда не разговаривать пришел!

С этими словами русский разведчик выпил первую кружку.

Американцы слегка примолкли, разглядывая черную форму со свастикой.

— Что здесь делают эти фашистские ублюдки? — громко спросил один из бейсболлистов, самый здоровый.

Немцы не обратили на него никакого внимания, поскольку вопрос был задан по-английски, и никто его не понял. Поэтому пивные кружки продолжали быстро опустошаться.

— Ребята, мой рюкзак никто не видел? — спросил Штирлиц.

— Нет!

— Жаль, у меня там было три блока "Беломора".

— О! — застонали эсэсовцы. — Какой облом!

Штирлиц послал своего адъюданта Кана к бармену купить сигарет. Огромный бейсболлист подставил пробегавшему мимо корейцу ногу, Кан споткнулся и растянулся на полу.

В зале повисла тишина. Эсэсовцы повернули головы к Штирлицу. Штирлиц встал.

— Я давно говорил, что американцы — это нация ублюдков, — процедил он. — Все отбросы общества в течении трех веков вывозились в Новый Свет! А теперь эти бандиты, адвокаты, наркоманы и гомосексуалисты хотят навязать свой вонючий образ жизни всему миру!

Эсэсовцы грозно вревели. Янки приготовили бейсбольные биты.

— Кан! — позвал Штирлиц.

— Да, хозяин, — отозвался Кан, потирая ушибленное колено.

— Ты можешь дать своему обидчику ногой!

— Спасибо, хозяин, — поблагодарил кореец и с диким визгом дал ногой американцу между ног. Бейсболлист загнулся и упал на пол.

Американцы, размахивая бейсболльными битами, бросились на немцев. Эсэсовцы заняли круговую оборону и некоторое время кидали в противника кружками. Когда кружки кончились, американцы прорвались к фашистам и начали молотить их дубинками.

— Где мой револьвер? Забыл в бункере! — посетовал Айсман, работая кулаками.

Холтоффу разбили голову, и он упал к ногам Штирлица, обливаясь кровью. Штирлиц встал и взял в руки костыль.

— Вот Холтоффа я вам никогда не прощу! — закричал Штирлиц ревнивым и страшным голосом, словно только один он на всем белом свете мог бить Холтоффа по голове.

Штирлиц, как приамурский тигр, напившийся валерьянки, прыгнул в толпу дерущихся.

Русский разведчик натренированным движением уклонился от дубинки, сунул костыль в живот одному американцу, дал по голове второму, третьего свалил всепоражающим ударом ноги, обутой в ботинок фабрики "Скороход". Смертоносные удары костыля обрушивались на бейсболлистов с безжалостностью кирпича, летящего на голову прохожему с четырнадцатого или с пятнадцатого этажа.

"Нет, точно заведу себе такой же костыль, как у Штирлица," — еще раз дал себе зарок Айсман.

Очень скоро эсэсовцы из участников драки превратились в простых свидетелей. В считанные секунды Штирлиц расправился со всеми американцами, и теперь они, залитые кровью и пивом, были разбросаны по всему залу. Лишь двое, самых прытких, успели удрать и спрятаться в американском посольстве.

Нервно помахивая костылем, русский разведчик приближался к тренеру, но тот только бессмысленно ухмыльнулся и протянул Штирлицу бутылку виски.

Запрокинув голову, Штирлиц отпил из горла пару глотков, глаза разведчика подобрели. Он похлопал тренера по плечу и сел рядом с ним за столик.

— Как там у вас в Америке дела? — спросил он. — Все ракеты производите? Тебя как зовут?

— Донт андэстэнд, — широко улыбаясь, ответил тренер.

— Хорошее имя, — сказал Штирлиц. — А меня — Штирлиц.

На улице раздался шум полицейских сирен.

— Штирлиц, — подскочил Айсман. — Скотина бармен вызвал полицию. Вот ведь гад, а? А мы у него даже витрину не разбили... Пора нам сматываться!

— Зачем? — поинтересовался Штирлиц.

— Да ведь мы все оружие в бункере оставили, а у полицейских — автоматы!

— А где бармен?

— Вот он!

К Штирлицу вытолкнули забитого бармена с огромным синяком под глазом.

— Что ж ты так? — добродушно спросил Штирлиц и дал бармену костылем по голове. Бармен свалился под столик.

— Кан! — позвал Штирлиц.

— Да, хозяин, — весело откликнулся Кан, который обыскивал американцев, выуживая из карманов зеленые банкноты.

— Встань за стойку и изобрази бармена. Когда войдет полиция, скажи, что все уладилось и дай им за беспокойство деньги, что лежат в кассе!

— Тут слишком много!

— Отдай тогда половину. А остальное забери себе.

— Ну, Штирлиц! — восторгу эсэсовцев не было конца. — Ну, голова!

— И скажи, чтобы прибрали тут этих американских козлов! — добавил Штирлиц.

Адъютант Штирлица быстро уладил все недоразумения с полицией. Четверо корейских полицейских оперативно вынесли бесчувственных бейсболлистов, с поклоном приняли от слуги Штирлица пачку южно-корейских вон и удалились.

В кабак, оглядываясь на отъезжающих полицейских, вошел мрачный Борман.

— О! Борман! — обрадовался Айсман. — Заходи! Кан, налей-ка Борману пивка!

Борман прошел к столу и сел, подперев щеку рукой.

— Ну, и как тебе кришнаиты? — спросил Штирлиц.

— Полные козлы! — махнул рукой Борман. — Ни по-русски, ни по-немецки не рубят! Лопочут что-то по-своему! Хари-хари, Рама-Рама! Такие тупые!

Огорченный Борман выпил кружку пива.

— Тихо тут у вас, — сказал он, осматривая помещение. — В Германии давно бы уже была драка...

— Что ты хочешь? — пожал плечами Штирлиц. — Дикая страна, дикие нравы!

ГЛАВА 12
Даже мафия не бессмертна или Ночь перед вероломным вторжением

Разгоряченные эсэсовцы возбужденно обсуждали только что закончившуюся драку. Раненому Холтоффу перевязали голову, и он пил шнапс, на все лады проклиная обнаглевших янки.

— А здорово Штирлиц этому бейсболлисту своим костылем! — кричал штандартенфюрер, который в детстве ходил со Штирлицем на футбол.

— Да, костыль — это грамотно! — завистливо качали головами эсэсовцы.

Айсман подсел к Штирлицу.

— И что нам теперь делать всю ночь? — спросил он, отхлебывая пива. — До четырех часов еще куча времени.

— Ты меня спрашиваешь? — удивился Штирлиц. — Я только сегодня прилетел, ничего тут не знаю...

— Но ты же у нас теперь главный!

— Да, тут ты прав, — согласился русский разведчик. - Борман, что нам теперь всю ночь делать?

— Может, пока в Северную не поехали, в Южной Корее тоже переворот устроить? — предложил Борман.

Айсман подавился пивом и жизнерадостно заржал.

— Ну, ты скажешь, как пукнешь!

— Сама по себе мысль неплоха, — сказал Штирлиц. — Там — коммунисты, тут — капиталисты, а где народ? Как обычно, в заднице! По идее, можно сделать переворот и здесь. Но сначала мы все-таки захватим КНДР, а потом объединим Кореи и отдадим народу!

— Точно! — вскричал Айсман. — Устроим в объединенной Корее Четвертый Рейх! Бункер у нас уже есть...

— Все-таки ты фашист, — покачал головой Штирлиц. — Слушай, Айсман, время идет, оружия нет, а скоро уже начинать!

— Никаких проблем! Эй, Фриц, Отто! — позвал Айсман. — Возьмите грузовик, пару-тройку ребятишек и сгоняйте за нашим вооружением!

— Есть! — отсалютовали эсэсовцы.

— Вернемся из Северной Кореи, захватим здесь сначала здание правительства, потом нападем на американскую военную базу под Сеулом... — планировал Айсман.

Тут в ресторанчик заглянул тощий кореец с косыми, как у зайца, глазами. Кан стоял за стойкой и вместо бармена отпускал эсэсовцам спиртное. Убедившись, что в кабаке тихо и нет полиции, косой кореец подал знак, и в зал ввалились трое корейских верзил. Двое из них встали у дверей, а третий, с перебитым носом, подвалил к Кану и, вытащив пистолет, процедил сквозь зубы:

— Гони деньги, приятель!

— Какие деньги? — невинно спросил Кан, перемешивая коктейль.

— Что ты придуриваешься?! Давно в репу не получал?

— Вы что, рэкетиры, что ли?

— Долго я буду тут с тобой разговаривать? — вскипел рэкетир. — Хозяин требует деньги!

— Да пошел ты со своим хозяином! — сказал Кан. — Господин Штирлиц! У меня тут проблемы с мафией! Можно дать ему по голове?

— Можно, — разрешил добрый Штирлиц.

Кан немедленно достал из-под прилавка толстую бутылку бренди и обрушил ее на голову незадачливого рэкетира. Два мафиози, стерегущие вход, тут же убежали. Эсэсовцы с хохотом оттащили мафиози от стойки и, чтобы не вонял, пинком выбросили из ресторана.

— Захватим почту, после почты захватил телеграф, ну, а после телеграфа и сам телефон! — Айсман продолжал строить планы.

За дверью зафырчал грузовик. Запыхавшийся Фриц с тремя подручными стал перетаскивать в ресторан ящики с оружием. Весело переговариваясь, эсэсовцы вооружались. Хозяйственный Фриц привез пистолеты, автоматы, гранаты, три ручных пулемета, один пулемет станковый, фау-патроны и тяжелое противотанковое ружье.

— В этом ресторане устроим штаб, — командовал Айсман. — У кого есть карта Сеула? Надо повесить ее на стенку!

На улице завизжали тормоза. Пять машин, набитых вооруженными людьми, остановились у входа в "Древний Чосон". Двое убежавших рэкетиров выскочили из первой и, размахивая короткими израильскими автоматами, бросились в ресторан. Вслед за ними из машин повылезали вооруженные до зубов корейские мафиози.

— Господин Штирлиц! — проинформировал Кан. — У вас проблемы с мафией!

— Дай им по голове! — распорядился Штирлиц, прибивая в это время к стене карту столицы Южной Кореи.

— Их много, они вооружены!

Не ожидавшие встретить в кабаке вооруженных людей, рэкетиры застыли в смущении в дверях. Штирлиц забил последний гвоздь, соскочил со стула и полюбовался своей работой. Оглянувшись на ганстеров, он спросил:

— В чем дело, ребята?

Вперед, вращая глазами, выступил самый главный. Ткнув в русского разведчика револьвером, он возопил:

— Этот бармен обидел нашего человека! Его надо как следует проучить!

— Этот бармен, — хладнокровно сказал Штирлиц, — мой адъюдант Кан. Какие-нибудь еще проблемы?

— Этот ресторан должен нам за три месяца! — верещал кореец.

— А мне какое до этого дело?

— Бармен должен заплатить деньги, иначе мои люди тут все разнесут!

— Айсман, он меня утомил, — Штирлиц щелкнул пальцами.

По его сигналу Айсман выстрелил фау-патроном. Раздался оглушительный взрыв, посыпались осколки стекла, всю мафию, стоявшую у входа, разнесло на окровавленные куски. Остальные рэкетиры залегли на другой стороне улицы и открыли пальбу по ресторану.

Эсэсовцы заправили в пулеметы длинные ленты и тоже открыли огонь. Мафиозные машины, прошитые трассирующими пулями, тут же взорвались. Айсман, озверевший от запаха крови, метал в толпу мафиози гранаты, остальные стреляли из автоматов. Штирлиц стоял над своими солдатами, скрестив руки, как Наполеон.

— Молодцы, ребята! Гаси их дальше!

Окрыленные его похвалой, эсэсовцы за пять минут уничтожили всех рэкетиров, а выстрелом из противотанкового ружья обрушили дом, стоящий напротив ресторана, который завалил все бренные останки.

— Знаешь, Штирлиц, что-то эти мафиозные рожи мне показались знакомы! — задумчиво сообщил Айсман. — Кажется, это северно-корейские агенты, я их, помнится, перевербовывал. Обычное дело, работать они не хотят, возвращаться домой тоже, вот и мародерствуют... Эх, надо было их с собой в Северную Корею взять, что-то мы с ними поспешили!

— Что было, того не воротишь!

— Да, тут я с тобой прав, — согласился Айсман.

Прерывая разговор, завыли сирены на полицейских машинах. Эсэсовцы, заняв круговую оборону, быстро переключились на стрельбу по новым мишеням. Холтофф с перевязанной головой уже поднял тяжелую связку гранат, намереваясь угостить ею полицейских.

— Подожди! — остановил его Штирлиц и взялся за мегафон. — Отставить! Мы армейское подразделение, да что там! Мы — армия! И если мы будем воевать с полицией, нам сочтут за каких-нибудь хулиганов! — потом Штирлиц повернулся в сторону полицейских. — Полиция может спокойно отсюда убираться, здесь она уже не нужна!

В квартале, освещенном пожарами, стало тихо. Воспользовавшись образовавшейся паузой, сообразительные полицейские спешно отступили. Бой затих.

— Айсман! — крикнул Штирлиц, взглянув на часы. — Уже два часа ночи! Пора выходить на марш!

— Штирлиц, — Айсман весело ржал. — Давай еще немножко здесь повоюем! Давно так не веселился!

— Айсман, — подбежал Фриц. — Эти козлы полицейские смылись! Будем их преследовать или еще кого-нибудь загасим?

— А, Штирлиц? — Айсман вопросительно уставился на русского разведчика.

— Нет, Айсман, тут мы больше никого гасить не будем! Как сказал Ким Ир Сен, "Объединение Кореи — это дело уже сегодняшнего дня!" Я в таком возбуждении от этой идеи, что просто не могу медлить! Я готов сегодня же пожертвовать тобой, Борманом, да и всем корейским населением ради этой великой Идеи! Так что, давай-ка выступать в поход на Пхеньян!

— Но четырех часов-то еще нет!

— Не стоит быть таким мелочным, когда речь идет о Корее, единой и неделимой, от моря и до моря! Нам просто необходимо начать раньше, надо использовать волну энтузиазма, захватившую наших людей! А кроме того, пока мы доберемся до границы, как раз будет четыре часа!

— Отлично! — воскликнул просиявший Айсман. — Ребята! Возвращаемся в бункер, грузимся на бронетранспортеры и в поход!

— Гип-гип, яволь! — заревели кровожадные эсэсовцы, размахивая оружием.

— Подождите! — взмолился Борман. — Я как раз хотел попить чаю!

— Отставить чай! Вода нужна пулеметам! — оборвал его стенания Штирлиц.

— Какое насилие! — страдальческим тоном заявил кришнаит Борман. — Что скажет по этому поводу Кришна?

— Больше всего, меня интересует, что скажет по этому поводу Кальтенбруннер, — по сценарию отозвался Штирлиц.

ГЛАВА 13
В двадцати семи километрах от Пхеньяна

В воскресенье, в четыре часа утра фашисты опять перешли границы дозволенного. На этот раз — корейскую границу.

На двух бронетранспортерах, трех грузовиках и автобусе эсэсовцы в полчаса разогнали пограничников, окружили и взяли в плен три дивизии, захватили военные аэродромы. На этих аэродромах Борман, во всеуслышанье объявивший себя пацифистом, лично уничтожил все самолеты, облив их бензином и бросив спичку. Армия "Центр", как назвал ее Штирлиц, быстро продвигались к столице Корейской Народно-Демократической Республики.

В Пхеньяне поднялась паника. Едва проснувшееся с утра правительство Ким Ир Сена никак не могло принять каких-нибудь мудрых решений. Любимый руководитель товарищ Ким Чен Ир предлагал, правда, партии поднять народ на священную войну, выработать программу борьбы с врагом, перестроить хозяйство на военный лад, мобилизовать силы и средства на защиту страны, организовать партизанскую войну в тылу врага, вывезти все заводы на территорию СССР, а какие нельзя вывезти - уничтожить, как и провизию с боеприпасами, в общем, уничтожить все возможное, чтобы ничего не досталось врагу.

Ответил ему сам Великий вождь, и ответил афористично: "Заткнись, урод!" Разобравшись с молодым и неопытным поколением, Великий вождь стал срочно готовился к эвакуации. На самолетах Ким Ир Сен летать боялся, поэтому золото, драгоценности, деньги, картины, мебель и разное барахло грузили в личный бронепоезд вождя.

Между тем, немецко-фашистские войска захватывали город за городом, и везде их встречали как освободителей, увешивая солдат гирляндами ярких цветов. Занимая очередной населенный пункт, армия "Центр" внедряла "новый порядок" — канистры с бензином и жень-шеневой водкой конфисковывались и сносились к боевым машинам. Пленных решено было не брать, разве поймешь кто здесь "свой" и "чужой" — все поголовно свои, корейцы!

Промедления возникали исключительно из-за Бормана, который вплотную занимался осквернением священных мест, связанных с Великим вождем. Под "осквернением", Борман понимал самые разнообразные вещи, которые обычному человеку просто не пришли бы в голову.

Покидая населенный пункт, Айсман под урчание моторов приговаривал к расстрелу евреев и коммунистов.

— Но только, чтобы не насмерть! — напоминал Борман.

Коммунистов, впрочем, уже не было ни одного — все они живо посжигали свои партбилеты и с южно-корейскими и нацистскими флагами восторженно приветствовали захватчиков. Что касается евреев, то и этих не было тоже, по крайней мере, никто в этом не сознавался.

Случалось, что как только армия "Центр" выходила из города, в нем действительно начиналась пальба. Это, пользуясь случаем, расстреливали друг друга сами корейцы. Но за что? — было уже совершенно не понятно.

Оккупанты стремительно продвигались все дальше, к сердцу страны Чучхе — Пхеньяну. Бронетранспортеры оставляли глубокие гусеничные следы на свежевспаханной корейской земле.

На головном бронетранспортере ехал Штирлиц. В бинокль он осматривал окрестности и, если видел неподалеку что-нибудь подозрительное, стучал по люку, давая Борману сигнал, пустить туда снарядом. Чтобы затаившиеся в лесочке корейцы разбежались. От взрыва снаряда корейцы улепетывали, как кролики, армия "Центр" успешно продвигалась все дальше.

Наконец, упарившись в машине, Борман вылез из люка и присел на броню рядом со Штирлицем. Душа Бормана пела и он затянул песню:

— Вставай проклятьем заклейменный...

— Совсем Борман съехал под старость лет! — воскликнул Айсман.

— Ой, простите! — смутился Борман. — Я хотел сказать: Гитлер зольдатен...

И все хором затянули:

— Гитлер зольдатен!

За двадцать семь километров от Пхеньяна в маленькой деревушке армия Штирлица наткнулась на брошенную машину с жень-шеневой водкой.

Эсэсовцы с радостными криками откупоривали бутылки и пили прямо из горла, тут же закусывая находящимися в бутылках корешками жень-шеня.

— Пожалуй, пора делать привал, — решил Штирлиц.

— А то! — согласился Айсман, осматривая добычу. — Вот оно — изобилие!

Расположились на постой в сельсовете, эсэсовцы освежевали пойманную на лугах живность и устроили грандиозный шашлык. Лучшие куски принесли Штирлицу.

— Борман, — спросил Штирлиц, откусывая мясо с шампура, — что мы сделаем с Ким Ир Сеном, когда захватим Пхеньян?

— Что за вопрос? Повесим!

— А как же религия? Ведь вам, кришнаитам, никого убивать нельзя?

— Так это не я, это же ты его повесишь! — резонно заметил бывший партайгеноссе.

Эсэсовцы доели шашлыки, допили захваченную водку и завалились спать. Заснул и Штирлиц, уставший после стольких бурных событий.

Ночью северные корейцы под руководством чекиста Пака ползком подобрались к деревушке. Часовых не было, нападения никто не ждал, пьяные захватчики храпели во сне, как младенцы. Корейцы повязали их сетью, погрузили в фургоны и увезли в тюрьму.

Штирлица и Бормана опознал лично товарищ Пак, этих связывать не стали, а бережно перевезли в их гостиничный номер, откуда они сбежали два дня назад.

Штирлиц мог бы запросто проснуться, но ему снился интересный сон, и он хотел его досмотреть. А Борман и не думал, что он спит, поскольку ему снился мавзолей с надписью "Штирлиц", возле которого Борман нес свою бессонную вахту.

ГЛАВА 14
И от корейского народа, в частности!

Штирлиц проснулся на следующий день, ровно после обеда.

В кресле у окна сидел Пак Хен Чхор. Ковыряя в зубах зубочисткой, корейский чекист увлеченно читал речь Великого вождя Президента Ким Ир Сена, которую тот должен был произнести сегодня вечером в честь ликвидации опасного заговора и разгрома немецко-фашистских войск под Пхеньяном. Речь еще не была произнесена, но зато была уже издана и роздана самым преданным корейцам.

Штирлиц проснулся мгновенно, как из ружья. Он свесил ноги и присел на кровати, хмуро взглянув на корейца, потом перевел взгляд на сопящего в соседней кровати Бормана.

— Борман, подъем! — скомандовал русский разведчик. Борман не отвечал. — Борман, ТАНКИ!

— А! Что? Дайте гранату! — встрепенулся Борман и вскочил, как лунатик, не открывая глаз. — Мы где?

— В гостинице, — ответил Пак, откладывая речь и торжественно вставая. — Товарищ Штирлиц и товарищ Борман! От имени корейского правительства, от Великого вождя Президента и победителя фашизма Ким Ир Сена, и от всего корейского народа, в частности, выражаю вам благодарность за раскрытие заговора против идей чучхе!

— А что, заговор уже раскрыли? — спросил Борман, продирая глаза.

— И еще как! И только благодаря вам, русским контрразведчикам! Вы — настоящие профессионалы! Я горд, что работал рядом с вами! Я восхищен! Как удачно вы завлекли заговорщиков в ловушку и напоили их до скотского состояния. Это позволило нам их обезвредить без всяких потерь. Кроме этого, вы выявили, как много еще было скрытых врагов народа у нас в стране! А как вы угнали самолет! Это просто класс! Отличный способ втереться в доверие к заговорщикам! Все наши чекисты были от этого просто в восторге! Мы теперь каждый раз будем так делать!

Штирлиц и Бормана переглянулись.

— Теперь ваши имена будут произноситься в Корее с трепетом, как "дорогой товарищ Штирлиц" и "дорогой товарищ Борман".

— Лучше не надо.

— Ничего, привыкнете. Итак, задание выполнено, вам пора возвращаться в Советский Союз, передайте привет и наилучшие пожелания дорогому товарищу Леониду Ильичу! А вот ваши билеты на самолет.

Пак вытащил из внутреннего кармана пиджака билеты и положил на стол.

— Ваш рейс в 20:00. А до рейса отдохните в номере! Сами понимаете, в стране военное положение, по улицам ходить опасно.

Товарищ Пак, как самый скромный из корейцев, не стал ждать ответных слов благодарности, раскланялся с русскими чекистами и ушел.

Штирлиц встал с кровати и хладнокровно расколотил костылем шкаф, рыча при этом от злости.

— Скоты! — кричал он, обзывая неизвестно кого, то ли эсэсовцев, которые ужрались до свинского состояния, то ли корейцев, которые этим так подло и не по-спортивному воспользовались.

Борман непонимающе повертел головой.

— Нас что, повязали? — спросил он. — А как же Четвертый Рейх?

— А пошел он, этот Рейх! — процедил Штирлиц.

— В общем-то ты прав, — глубокомысленно заметил Борман. — Я помню, и Третий Рейх плохо кончил...

Штирлиц понемногу успокоился, это было заметно по тому, что он перестал бегать по комнате, и присел в кресло.

— Неудобно как-то получилось с ребятами, — сказал он, закурив свой дымный "Беломор", пачку которого обнаружил на столе. — Получается, мы их сюда заманили и предали.

— Ага, получается, — согласился Борман. — Вроде как мы виноваты... Никогда себе не прощу! Надо было мне встать в караул!

— Ладно, не переживай. Я их освобожу, — решил Штирлиц. — Захватим еще один самолет, рванем назад в Южную Корею и приготовим новый заговор!

— Отлично! — обрадовался Борман. — А я, пока ты будешь освобождать Айсмана и компанию, хочу сделать что-нибудь неприятное этому Ким Ир Сену.

— Что ты можешь ему сделать?

— Пройдусь по улицам и на каждой стене напишу: "Ким Ир Сен — дурак!"

— Ты умеешь писать по-корейски?

— Нет, а что?

— А по-русски здесь ни одна собака не читает.

— Да? Жаль. Есть еще вариант, можно наловить в этой гостинице клопов и тараканов, а потом проникнуть на дачу к этому Ким Ир Сену и...

— Не получится.

— Что? Думаешь я не проберусь к нему на дачу? Да меня никакая охрана не остановит! — запальчиво вскричал Борман.

— Не сомневаюсь. Но этих клопов и тараканов ты до вечера не наловишь, а нам надо наше дело провернуть до 20:00. Что же касается Ким Ир Сена, то он просто переедет на другую дачу, у него их как собак нерезанных.

— А, черт! — Борман хлопнул себя по пузу. — Тогда есть еще одна мысль! Я тебе еще не говорил, лет пять назад я занимался чревовещанием. У меня отлично получалось! Надо показать всему народу, кто такой этот Ким Ир Сен! Будет он выступать с трибуны перед всем народом о разгроме немецко-фашистских войск под Пхеньяном, а я как пукну за него!!!

— Да брось ты, Борман! Кого это здесь волнует?

— Думаешь? — задумался Борман. — Тогда придется действовать по старинке и вспомнить молодость... Наложу кнопок на стулья, разолью на полу масло и протяну веревку, а его золотые унитазы намажу казеиновым клеем. Да, казеин — это то, что нужно!

— Почему именно казеин? Почему не "Момент" или "Суперцемент"?

— Слово красивое...

Борман натянул пиджак, достал из своего рюкзака кнопки, бутыль с оливковым маслом, банку с казеином и выскочил из номера, наматывая на руку веревку.

— Борман! — крикнул вслед Штирлиц. — Встречаемся в аэропорту в 19:30! Не опаздывай!

— Да я не долго, — махнул рукой бывший партайгеноссе и скрылся в лифте.

— Ну, ну, — сказал Штирлиц и мстительно улыбнулся, похлопывая по ладони увесистой рукояткой костыля, — Кем я не хотел бы сегодня быть, так это Ким Ир Сеном!

ГЛАВА 15
Бригада Айсмана снова на свободе

Штирлиц тоже прихватил веревку с крюком, как следует, три раза зарядил маузер и, легко помахивая своей необыкновенной тростью, спустился вниз. Швейцар с перевязанной головой подобострастно поклонился Штирлицу.

Тут же подъехало такси, Штирлиц сел в машину и приказал:

— Синг-Синг! Корея! КГБ!

Смышленный шофер сразу все понял, и через пять минут Штирлиц уже стоял у величавой, но мрачной крепости из красного кирпича. Раньше это строение принадлежало наместнику японского императора, а теперь в нем была тюрьма для врагов корейского народа, а таких было немало. Впрочем, и крепость была немаленькая, места хватало всем!

Местные жители старательно обходили тюрьму стороной, а если шли мимо, то отворачивались.

Около дверей дежурили двое часовых, с ними Штирлиц решил не связываться, опасаясь, что они каратисты. Он отошел в сторонку и ловко закинул крюк на крепостную стену. Проверив крепость веревки, Штирлиц полез наверх с ловкостью орангутанга, как влюбленный Ромео. Взобравшись на стену, Штирлиц притянул веревку и бдительно прислушался. Было тихо. Никто ничего не заметил. Из Штирлица мог бы получиться неплохой коммандо.

По стене ходил часовой с перевязанной щекой, его Штирлиц быстро снял ударом костыля. Русский разведчик закрепил крюк за зубец стены и, бросив веревку в маленький крепостной дворик, так же осторожно спустился вниз. Там дремал еще один часовой, его Штирлиц тоже стукнул костылем, но уже более легко и непринужденно.

Взгляду разведчика предстал ряд дверей. Штирлиц стал проверять их по очереди, пока одна из дверей со скрипом не отворилась. Затаив дыхание, разведчик проник внутрь. Теперь он быстрым шагом, принюхиваясь, как гончая, пошел по длинному темному коридору.

В конце коридора Штирлиц увидел свет из приоткрытой двери. Разведчик подкрался на цыпочках, осторожно заглунул в щель и неожиданно увидел Айсмана. Айсман был в одних кальсонах, его рука сжимала стакан водки, напротив сидели три корейца в форме.

— Так выпьем же за дружбу! — заплетающимся языком говорил Айсман.

Корейцы радостно кивали и пили водку. Резким ударом ноги Штирлиц распахнул дверь и нанес три отточенных удара костылем. Корейцы, как мешки с картошкой, повалились на пол, Айсман недоуменно уставился на Штирлица.

— Штирлиц! - замычал он. — За что ты их так? Это же наши друзья!

— Какие еще друзья? — возмутился Штирлиц. — Я пришел вызволить вас из плена!

— Холтофф, посмотри, тут Штирлиц пришел нас спасать, — сказал Айсман, наклоняясь под стол.

Из-под стола показалась всколоченная голова Холтоффа.

— О, привет, Штирлиц! — пьяно молвил Холтофф. — Тебя нам как раз не хватало!

— Айсман, я смотрю, вы тут совсем с ума посходили!

— Ничего подобного! — отозвался Айсман. — Мы теперь работаем на северо-корейскую разведку, это — наши новые друзья.

— Хайль Ким Ир Сен! — вскинул руку Холтофф.

— Сволочи! — вскричал Штирлиц. — Я тут лезу по стене, чтоб их спасти, а они... В вас ничего уже святого не осталось! Айсман, а как же наш план? Как же Единая Корея?

— Слушай, Штирлиц, ну что ты так завелся? Ким Ир Сен тоже хочет объединения Кореи! Мы ведь профессионалы! Какая нам разница, на кого работать! Главное, наш труд нужен людям...

— Гады вы, а не профессионалы! — с негодованием бросил Штирлиц. — Гады и предатели! Ладно вы на нашу Идею наплевали, так вы и меня предали!

— Не говори так, Штирлиц, а то я заплачу... — Холтофф сделал попытку встать, но снова неудачно. - Нам просто сказали, что ты тоже работаешь на Ким Ир Сена, вот мы и решили...

— И ты поверил! — возмущенно воскликнул русский разведчик.

Чтобы немного успокоиться, Штирлиц подошел к столу и налил себе водки. Отходил Штирлиц легко.

— Твое здоровье! — сказал он и поднял стакан.

— Штирлиц, да ты присядь, тут еще два ящика водки! — известил русского разведчика Айсман.

— Не могу. Меня уже Борман, наверное, заждался. Нас Ким Ир Сен решил к русским забросить, билеты уже на руках!

— Ну вот! - обиделся Айсман. — Не успели встретиться, а тут!

— Ладно, встретимся еще! Давай на посошок!

— Давай!

Простившись с теми, кто был еще не слишком пьян, Штирлиц вышел из комнаты, и пошел обратной дорогой.

Снова забравшись на стену, Штирлиц погорячился — выхватил маузер и выпустил в воздух всю обойму. Только тут в крепости завыла сирена, но Штирлиц преспокойно спустился по стене на улицу и пошел прочь, словно он тут совершенно не при чем.

Было 18:00. До аэропорта было ехать час. Ровно в 19:30 у него была назначена встреча с Борманом. Штирлиц не любил ждать, и поэтому подвел часы на полчаса вперед...

ЭПИЛОГ
Народ не забудет героя

За окном шли хмурые охранники в милицейской форме и часы на Спасской башне Кремля.

— Послушай, Сусликов... — Генеральный Секретарь, как всегда, ничего не помнил.

Суслов резко повернулся к Брежневу лицом. Челюсть Генерального секретаря отвисла и придавала ему сходство с орангутангом.

— Я не Сусликов, Леонид Ильич, я — Суслов, — вежливо, стараясь не обидеть лидера Партии, поправил Суслов.

— Ну, Суслов, какая, хрен, разница? — сказал Леонид Ильич. — Слушай, Сусликов, а как там поживает наш лучший разведчик Штирлиц?

— Он опять совершил подвиг, Леонид Ильич.

— Как, опять совершил? Это хорошо! Люблю, когда кто-нибудь совершает подвиг! Надо бы дать ему звезду Героя.

— Не стоит, Леонид Ильич. Он же совершил подвиг не для этого. К тому же, не на Родине, а в Корее. Если дать ему Героя, могут неправильно понять...

— Ах, в Корее! Тогда пусть дорогой товарищ Ким Ир Сен дает ему звезду!

— Я с вами совершенно согласен, дорогой Леонид Ильич!

— А мы дадим звезду мне, — резюмировал Брежнев. — Ведь подвиг он совершил под моим чутким руководством.

— Мудрая мысль! — подхалимски воскликнул Суслов.

Брежнев подобрал челюсть и устремил свой мудрый взгляд в туманное, но несомненно коммунистическое будущее.

А за окном шли охранники и часы на Спасской башне Кремля. Кремлевские часы никогда не останавливаются...

Павел Николаевич Асс Нестор Онуфриевич Бегемотов skiperski.narod.ru