суббота, 1 сентября 2012 г.

Ульев Сергей (2) - Поручик Ржевский или Любовь по-гусарски. Продолжение

Начало романа смотри:
Ульев Сергей - Поручик Ржевский или Любовь по-гусарски (начало)
   Часть 3
   Поэма экстаза
  
   Глава 1
   Брызги шампанского
  
   Москва. Зима. Скрипящий под ногами снег, густой пар изо рта, хриплые извозчики, фыркающие лошади, розовощекие барышни в меховых шубах...
   Поручик Ржевский оказался в столице проездом. Будучи в отпуске, он собирался навестить своего дядюшку, бригадира, живущего в своем имении под Москвой.
   Поручик нуждался в деньгах. По правде сказать, он всегда в них нуждался.
Но в рождественские дни у него появлялся реальный шанс получить у дяди в подарок увесистую пачку ассигнаций, перевязанную алой лентой с бантиком. Старик под Новый год становился сентиментален и щедр. В иное же время года к нему с подобными запросами можно было и не соваться.
   Но пока у Ржевского еще оставались кое-какие крохи от офицерского жалования, он не спешил заявиться на глаза дядюшке. Что может быть скучнее разговоров об охоте на рябчиков и застарелой подагре!
   В этот ясный день, когда мороз пощипывает уши и солнце слепит глаза, когда снег сверкает, как россыпь бриллиантов, а заливистый смех какой-нибудь кокотки разносится без помощи ветра за тысячи верст, - поручик Ржевский сидел в ресторане на Арбате, с аппетитом уплетая куропатку на канапе и запивая ее водкой. Графин с водкой был уже наполовину пуст, а поручик наполовину пьян.
   По своему обыкновению Ржевский думал о женщинах.
   "Лидия Ивановна, - думал Ржевский, - Елена Петровна, Розочка, Дуняша, Серафима..."
   Знакомых женщин у него в Москве было не счесть. На любой вкус, под любое настроение, с любыми напитками.
   На поручика нахлынули воспоминания.
   Инна Моисеевна, вспоминал он, хорошо идет под шампанское с красной икоркой, Каролина де Гринье - под жженку с оладьями, а Аннушку лучше употреблять под водку с пивом. Викторию Львовну нужно заливать непременно вином, желательно сухим, а то она из себя слишком сахарная. А вот с Любашей, напротив, годится только пунш, чтоб она не казалась такой кислой. Зато Марфу Палладьевну можно и под квас, и под морс, и под компот, и под кисель - страсть какая жгучая женщина! Рядом с ней все нутро и без спиртного обжигает.
   К столу подошел ресторанный распорядитель. У него был хитрющий вид и бегающие глазки.
   - Ваше благородие, не желаете ли барышню позвать?
   - А какие у вас тут барышни? - оживился Ржевский.
   Распорядитель показал рукой.
   - Вот, извольте приглядеть, Даша, в шляпке с букетом у колонны стоит. Ласковая характером девушка и, что приятно, в теле. Не хотите?.. Может, Ульяну Потаповну - худящую брюнетку? Извольте видеть, у окна томится. Или полячку Зосю, хохотушку?
   - Валяй, братец, хохотушку!
   - В кабинет пройти не желаете?
   - Желаю и немедленно.
   Ржевский встал так резво, что опрокинул стул. Распорядитель сделал девушке знак, и она, покачивая бедрами, поплыла к ним меж столов. Это была весьма миловидная блондинка с кучерявой головкой, круглым личиком и большой грудью.
   Она еще издали улыбалась поручику, заученно строя глазки.
   - Надеюсь, кобылка кормленая? - спросил Ржевский распорядителя.
   - Что-с?
   - Девушка, говорю, сыта? Поросенка клянчить не будет?
   - Мм... да вы не переживайте, ваше благородие. Она, если чего и попросит, так какой-нибудь пустячок - виноградинку, там, яблочко.
   - Да мне денег не жалко. У меня их куры не клюют. Только знаю я этих ваших ресторанных девиц. Как начнет жрать за обе щеки - не остановишь. А мне что прикажете делать? Смотреть на нее и облизываться? У меня до дам другой интерес.
   - Но здесь не бордель-с, - осторожно заметил распорядитель.
   - Сам знаю. - Тут подошла девушка, и Ржевский широко ей заулыбался. - Ну ладно, любезный, веди нас в кабинет.
   Кабинет представлял собой небольшое помещение в ряду подобных, в центре которого располагался столик с двумя стульями. В кабинет вели двойные дверцы, высотой в половину человеческого роста.
   Провожая пару до кабинета, распорядитель шепнул Зосе на ухо скороговоркой:
   - Денег-куча-напирай-на-фрукты, - и удалился.
   Ржевский предложил даме стул. Второй стул стоял напротив, но он переставил его и сел с Зосей бок о бок. И тут же, не мешкая, взял ее за руку.
   - Зосенька, душечка... - горячо зашептал он, целуя ей пальчики.
   Она кокетливо заерзала на стуле, захихикала.
   - Пан Ржевский, щекотно.
   - Со мной, Зосенька, не соскучишься. Водочки налить?
   - Мне бы шампанского и фрухтов.
   - А поросеночка под соусом не хочешь?
   - Хочу, - обрадовалась она.
   - Так вот он я - кушай!
   - Ой, смотрите, какой поросенок! - восхитилась девица, надавив поручику пальцем на кончик носа. - С пятачком. А где же соус?
   - Поросенок - наш, а соус - ваш.
   - Какие вы загадочные, ничего не понимаю.
   - А чего тут понимать-то, - усмехнулся Ржевский. Обняв Зосю за талию, он принялся целовать ее в шею.
   - Поручик, я хочу шампанского. И фрухтов.
   - Каких фруктов, ягодка?
   Полячка закатила глаза к потолку.
   - Значит так. Яблоки, груши, виноград, персики, абрикосы, вишня...
   Не успел Ржевский и рта открыть, как перед ними возник официант. В одной руке его была ваза, доверху набитая всевозможными фруктами; в другой - он держал ведерко с бутылкой шампанского.
   - Три тысячи чертей! - воскликнул поручик. - Я только заказать хотел, а этот уже принес. Шустрый малый!
   - Поручик, - томно произнесла Зося, положив ему руку на колено, - мне почему-то кажется, что вы тоже очень, очень шустрый.
   - Шустрее не бывает, лошадка моя. Только этой вазы на целый эскадрон хватит. Разве в нас столько влезет?
   - А мы всё есть не будем, - пожала плечами коварная полячка. - По яблочку съедим и хватит.
   Выбрав из вазы самое маленькое яблоко, она сунула его поручику под усы. Поручик, конечно, откусил (есть с женских рук всегда приятно).
   Зося подмигнула официанту, и тот поставил вазу с фруктами на стол.
   - Прикажете открыть? - спросил он Ржевского, взяв в руки шампанское.
   - Дай сюда! - Поручик выхватил у него бутылку. - Я сам люблю шампанским палить.
   - Ой, пан Ржевский, - захихикала Зося, отстраняясь от него и закрывая ладонями лицо. - Вы ж меня подстрелите.
   Он самодовольно рассмеялся.
   - Не бойся, голубушка. Я в сторону пальну. Шампанское без фейерверка, что женщина без...
   Ржевский запнулся, не находя достойного эквивалента. На языке упорно вертелось слово "жопа", но он, как ни был пьян, все же сообразил, что это слово не вполне уместно за столом.
   - Шампанское без фейерверка, что женщина без ушей! - сказал он и стал откупоривать бутылку.
   Зося в притворном ужасе зажмурилась.
   Поручик выстрелил пробкой, и из бутылки рванула мощная струя пены. Под радостный визг полячки он наполнил фужеры.
   - Предлагаю тост. За отсутствующих здесь дам!
   - А как же я? - надулась Зося.
   - Пардон, оговорился. За присутствующих здесь дам. За тебя, голубушка!
   Едва они успели допить свои бокалы, как у входа в их кабинет объявился какой-то пьяный лысый тип с моноклем на левом глазу.
   - Я извиняюсь, сударь, - обратился он к Ржевскому, протирая плешь платком, - мы из соседнего нумера. Вы изволили залить меня чем-то мокрым.
   - Это было шампанское, любезный.
   - Так я и думал. К тому же пробка угодила в тарелку моей даме.
   - Где она?
   - Дама? За перегородкой.
   - Я говорю, где пробка?
   - Вот.
   Лысый господин протянул ему пробку.
   - Спасибо, барбос. Хочешь косточку от вишни?
   Господин с моноклем вспыхнул, желая ответить что-то дерзкое, но в последний момент поостерегся.
   - Не хочу, - буркнул он, покачнувшись.
   - Тогда ступай в свою конуру и больше мне тут не тявкай!
   - С-сударь! Я... я...
   - Да? - Ржевский с готовностью вскочил, положив руку на рукоять сабли.
   - Желаю вам приятного аппетита, - смиренно закончил лысый господин и удалился.
   - Не глядя угодил в тарелку даме! - усмехался Ржевский, подливая Зосе в бокал шампанского. - Вот так стреляют настоящие гусары!
   Полячка смотрела на него с обожанием.
   - За гусар, за наших защитников! - сказала она.
   И они снова выпили.
   Поручик обнял Зосю за плечи, кося глазами в ее смелое декольте. Руки его тоже не дремали.
   - Ах, поручик, что ж вы совсем фрухтов не кушаете? - щебетала она, отправляя в рот одну ягоду за другой.
   Счет поручика рос как на дрожжах. Но он совершенно об этом не думал. Все его мысли, как и руки, были заняты сидевшей рядом с ним женщиной.
   - Душечка, персик, - шептал он, расширяя завоеванный плацдарм. - Сейчас я тебя скушаю.
   - Ой, перестаньте, пожалуйста. Люди увидят.
   - Ниже пояса не видно: дверцы закрывают.
   - Но, пан Ржевский, наше заведение не приспособлено для таких занятий.
   - Зато я для них приспособлен.
   - Вам шампанское бьет в голову!
   - И водка, и шампанское, и любовь, - пьяно бормотал поручик. - Полезли под стол, Зосенька.
   Она отбивалась как могла, забыв о фруктах.
   - Ну же, ягодка моя. Хочешь, я тебе ментик подстелю?
   - Нет, я не могу, нельзя мне. Я девушка честная.
   Ржевский вытаращил на нее глаза.
   - Да ну?!
   Полячка замялась. Чтобы заполнить неловкую паузу, схватилась за огромную грушу. По подбородку у нее потекло.
   - Нет, правда? - настаивал Ржевский, возбужденно тряся ногой.
   - Шучу, - вздохнула Зося. И виновато хихикнула.
   - Фу-у-у, - мотнул головой поручик. - Разве так шутят, милая! Чуть до белого каления не довела.
   Допив из горла бутылку шампанского, он положил ее на пол и катнул ногой. Через проем в боковой перегородке бутылка закатилась в соседний кабинет.
   - Если сейчас опять появится этот лысый, - хохотнул поручик, - я порублю его в капусту.
   Лысый господин возник спустя минуту. Лицо его пылало от возмущения.
   - Я вас где-то уже видел, любезный, - спокойно заметил Ржевский.
   - Сударь, мы из соседнего н-нумера.
   - Припоминаю.
   Лысый господин плохо держался на ногах и, чтобы не упасть, опирался животом на дверцы, раскачиваясь взад-вперед.
   - Ваша б-бутылка, сударь, ударила по голове моей даме, - заявил он, злобно поблескивая моноклем.
   - По голове?! - изумился поручик. - Выходит, ваша дама лежала на полу? Что же вы там с ней делали?
   - Сударь! Я п-попросил бы вас не допускать фривольных н-намеков.
   - А я, сударь, - сказал Ржевский, вставая и застегивая ворот мундира, - со своей стороны желал бы без промедления познакомиться с вашей дамой.
   Господин с моноклем неожиданно обрадовался.
   - Конечно, конечно. Я хотел бы, чтобы вы п-принесли ей свои извинения. За этим, с-собственно, я и пришел.
   - С превеликим удовольствием, - сказал Ржевский. - Только у меня к вам маленькая просьба, любезный.
   - Да?
   - Побудьте пока с моей принцессой. Было бы невежливо оставить ее в одиночестве. И застегните брюки, - по-дружески добавил поручик, минуя его в дверях.
  
   Глава 2
   Месть
  
   Войдя в соседний кабинет, Ржевский увидел перед собой весьма миловидную барышню лет двадцати пяти. Красотка сидела за столом и, изящно вытянув шею, пила из рюмки вино рубинового цвета.
   Она вопросительно взглянула на поручика.
   - В чем дело, офицер?
   Опустившись перед ней на одно колено, он вдохновенно произнес:
   - Пардон, мадемуазель, я, кажется, вас немного зашиб? Три тысячи извинений! Эта проклятая бутылка... чтоб ей пусто было! Если б я знал, что ваша прелестная головка окажется у ней на пути, клянусь, я так бы не поступил.
   - Я принимаю ваши извинения, офицер.
   Слово "офицер" она говорила с томным прононсом, который пробирал Ржевского до глубины души.
   - Позвольте присесть?
   - Садитесь... А где лысый?
   - Забавляется с моей кузиной, - не моргнув глазом соврал Ржевский.
   Но за перегородкой и в самом деле слышался Зосин смех.
   Красотка поджала губы.
   - Ах, вот как... Что ж, пусть пеняет на себя.
   - Давайте ему отомстим, - сказал поручик, придвигая стул.
   - Пожалуй, - прошептала она.
   - Позвольте локоть.
   - Чего уж там локоть. Берите всё!
   Ржевский приник к ее губам. Поцелуй был долгим и страстным.
   Поручик дал волю рукам.
   - Вы не слишком много выпили, офицер? - спросила красотка, позволяя увлечь себя под стол.
   - Не беспокойтесь, милая, я вас не разочарую... Давайте подстелем ментик.
   - Спасибо, вы очень предусмотрительны. Как хорошо, что здесь деревянный настил! На каменном полу в два счета схватишь насморк.
   - Признаться, соплячек не терплю.
   - Кстати, что вы будете делать, если вдруг заявится Мишель?
   - Какой еще Мишель?
   - Обыкновенный лысый Мишель. Он мой жених.
   - Жэ ман бран. Я покажу ему свою саблю.
   - Думаете, он испугается?
   - Еще бы! Она у меня от бедра до пятки.
   - С ума сойти!
   В порыве страсти обхватив поручика руками за шею, она что было сил прижалась к нему.
   Минуты блаженства пронеслись как одно мгновение.
   - Как странно, офицер... - промолвила красотка, запустив свои длинные пальчики в шевелюру поручика.
   - Что-нибудь не так?
   - Мы зашли с вами так далеко, а я до сих пор не знаю вашего имени.
   - Имею честь, поручик Ржевский!
   - О-о, какая приятная неожиданность! - Она потрепала его за усы. - Об этом я могла только мечтать. О, это сладкое слово Рже-э-э-вский.
   - Надеюсь, голубушка, сегодня вы получили двойное удовольствие?
   - Если вы намекаете на Мишеля...
   - При чем здесь Мишель? Я говорю о себе.
   - Ржевский, вы были великолепны. А Мишель... что Мишель? У нас с ним ничего не было.
   - Но вы же лежали на полу, когда я нечаянно треснул вас бутылкой.
   - Я хотела его соблазнить и, сделав вид, что у меня закружилась голова, сползла со стула. Платье у меня задралось. И Мишель почти уже клюнул. Но тут вдруг ваша бутылка! Он возмутился и забыл обо всем.
   - Он просто маразматик!
   - Мишель хотел, чтобы вы передо мною извинились.
   - Полагаю, я полностью искупил свою вину?
   - О да!
   - А как вас зовут?
   - Зачем вам? А впрочем, зовите меня Анджелой.
   - Прелестное имя.
   - Может, все-таки вернемся за стол? Я понимаю, поручик, вы так удобно на мне устроились, но не будем же мы лежать до закрытия ресторана?
   - А как вы насчет тройного удовольствия?
   - Ого? Вы опять готовы?
   - У меня кровь горячая. Вспыхиваю в момент!
   Она заколебалась. Но в эту секунду над ними раздался вопль раненного зверя. Это был Мишель. Он стоял, опершись на дверцы, и заглядывал под стол.
   - Что вы там делаете с моей ж-женой?
   - Мишель, я вам не жена!
   - Ну, любовница. К-какая разница? Все равно - моя!
   - Чего ты разорался, дурак! - рявкнул на него поручик. - Не видишь, даме от жары стало плохо. Я ее в чувство привожу.
   - А почему у вас zhopa голая?
   - Какой же ей, по-вашему, быть?
   - Одетой!
   - А мне тоже припекло.
   Мишель в ярости рванул на себе сюртук.
   - Сударь, я требую сатиссракции!
   - Чего, чего ты требуешь? - презрительно переспросил Ржевский подымаясь с пола. - Может, сракикакции?
   - Вот именно, сракисфакции!
   - Господа, не ссоритесь из-за пустяков, - сказала Анджела, поправляя лиф на своем платье. - Если не ошибаюсь, вы имеете в виду сатисфакцию?
   Ржевский в умилении поцеловал ей руку.
   - Душечка, ты права.
   - Сударь! - возопил Мишель. - Мы будем драться на пистолетах.
   - Отлично-с! - взревел поручик. - Всегда к вашим услугам. Но сперва позвольте набить вам морду.
   - Это как это? - растерялся лысый. - С какой стати?
   - А ну вынь из глаза монокль!
   - Не выну!
   - Вынь, говорю, хуже будет!
   Мишель отпустил дверцы кабинета и попятился. Ржевский наступал на него, сжимая кулаки.
   - Мы так не договаривались, - вдруг взвизгнул Мишель, ударив поручика ногой под колено.
   Мишелевский монокль выпал, завертевшись у него под ухом. И это было последнее, что он осознал, прежде чем кулак поручика соприкоснулся с его челюстью.
  
   Глава 3
   Два гусара
  
   Со скандалом покинув ресторан, Ржевский, прихрамывая, вышел на улицу.
   - Гжевский, Гжевский! Ты, гожа! - послышался сзади озорной картавый голос.
   Поручик оглянулся. В подъезжавших к нему санях сидел маленький чернявый гусар и приветственно размахивал бутылкой.
   - Денис! - обрадовался Ржевский.
   Спрыгнув с остановившихся саней, Денис Давыдов сразу попал в дружеские объятия поручика.
   - Какими судьбами? - спросил Ржевский.
   - По делам, бгатец. А ты?
   - В отпуске.
   - Вот славно! Садись. Куда тебе?
   - Плевать! Куда-нибудь, где женщины и вино.
   Давыдов рассмеялся, похлопав приятеля по плечу.
   - Да ты и так пьян. Носом чую.
   - Это что! Я и подраться успел, и женщину имел под столом. А заплатил, представь себе, только за обед!
   - В этом гестогане был? - Давыдов кивнул на яркую вывеску.
   - Ага.
   - Запомню, может, пгигодится. Значит, говогишь, подгался? То-то, я гляжу, хгомаешь.
   - Лягнули малость. Пустяки.
   - Женщина, небось, кгасивая была?
   - Других не дерем-с.
   Они сели в сани.
   - Тгогай! - крикнул Давыдов ямщику, и лошади понесли.
   - Танцевать-то сможешь? - спросил он Ржевского.
   - Да стоит мне только женщину обнять - обо всем забуду.
   - Вот и отлично. У князя Коневского нынче бал. Говогят, сам импегатог Александг будет. Поехали?
   - Поехали. От женщин и вина я никогда не устаю.
   - Да-а, Гжевский, ты совсем не изменился, - хмыкнул Давыдов, пихнув его кулаком в бок.
   - Денис, а чего это ты вдруг картавить начал? Вроде, раньше за тобой такого не замечалось.
   - Это всё из-за Толстого.
   - Из-за какого толстого? Ногу тебе, что ли, отдавили?
   - Да не из-за толстого, а Толстого! Ггафа Толстого. Котогый "Войну и миг" написал.
   - "Война и миг"? Чудное название!
   - Да не "Война и миг", а "Война и миг". Нет, погоди, скажу тебе по-дгугому: "Война и не-война". Тепегь понял?
   - Понял, но роман сей не читал. Что же, этот граф Толстой тебе зуб по пьяному делу выбил? Или челюсть повредил?
   - Да нет. Он изобгазил меня в своем гомане кагтавым. Вот я и кагтавлю, чтоб ему не пгишлось в двадцатый газ свой гоман пегеписывать. Блюду, так сказать, истогическую пгавду.
   - Добрая ты душа, Денис. А я б этого бумагомараку на дуэль вызвал. И щелкнул бы непременнно.
   - Что мы всё о ггусном? Скажи-ка лучше, бгатец, ходят слухи, что последняя девчонка импегатгицы от тебя?
   - Царя спроси!
   - Не-э, не гискну, - засмеялся Давыдов. - Еще побьет. Или в солдаты газжалует. Но я так думаю, что это - сплетни. Помнишь такого Охотникова?
   - Ротмистра?
   - Да. Четыге года назад цагица от него забегеменела. Так вскоге его загезали, как погосенка, когда он выходил из театга. А ты, я вижу, жив-здогов. Значит, его величество к тебе пгетензий не имеет.
   - Да ты не поверишь: мы с Сашкой этим летом на Невском за барышнями волочились.
   - Да ну?
   - Баганки гну! - передразнил Ржевский, и гусары опять весело рассмеялись.
  
   Глава 4
   Сливки общества
  
   В одиннадцать вечера бал у Коневских был в самом разгаре. И хотя гостей в доме уже набилось, как сельдей в бочке, к освещенному красочной иллюминацией подъезду прибывали всё новые и новые экипажи. Казалось, весь цвет московской знати собрался здесь, чтобы потрясти телесами, потрепать языки и поглазеть на прелестных дам, коих было несть числа.
   У поручика Ржевского разбегались глаза. Он чувствовал себя львом, наткнувшимся на стадо непуганных антилоп. Перед ним кружился калейдоскоп обнаженных рук, голых плеч, гибких шей, плавно переходящих в смелые (если не сказать, вызывающие) декольте; и духи, и шорох платьев, и блестящие глаза, - было от чего потерять голову!
   Ржевский с Давыдовым ходили по залам, посматривая на танцующих.
   - Здесь, бгатец, самые сливки общества, - говорил Давыдов. - Вон тебе багон де Вилье, а там, гляди, ггаф Куницын шушукается с генегалом Демидовым...
   - Это не сливки, Денис, а простокваша! По мне, сливки общества - это хорошенькие женщины.
   - Тогда, взгляни, вон впегеди тебе улыбается мадам де Сталь, а возле колонны беседует с каким-то фгантом Элен Безухова. Кгасавица, какие плечи...
   - А это что за пташка? - Поручик показал на молоденькую барышню в кисейном платье с розовыми лентами.
   - Ггафиня Наташа Гостова.
   - Как?
   Давыдов сделал в воздухе жест, обозначив букву "р".
   - Гостова.
   - Ростова, что ли?
   - Да. Как танцует, какая ггация!
   Ржевский почесал в затылке.
   - Ты ее хвалишь или бранишь?
   - Хвалю. Кстати, гекомендую.
   - От знакомства с такой прелестницей не откажусь. Подождем, как танец кончится... А что это за бочонок отплясывает рядом с ней?
   - Ггаф Безухов. Столь же богат, как и толст. Масон, толстовец. Наташе весьма благоволит. Если что, дело будешь иметь с ним.
   - При таких-то габаритах - ему ли быть дуэлянтом! - усмехнулся Ржевский.
   Пока они перекидывались шутками, танец кончился.
   Давыдов представил Ржевского Наташе Ростовой и оставил их наедине.
   Опять заиграла музыка.
   - Вас можно? - игриво осведомился поручик, обняв Наташу за талию.
   Она положила руку ему на плечо.
   - Можно.
   - А может, сперва потанцуем?
   И они закружились в вальсе.
   - Обожаю этот танец, - щебетала Наташа. - У меня от него всегда кружится голова. И вообще я очень люблю танцевать. А вы, поручик?
   - Вальсировать с вами - одно удовольствие. Вы превосходно танцуете.
   Она зарделась.
   - Вы находите? Это меня Андрей Болконский научил.
   Ржевский слегка нахмурился.
   - Ваш учитель танцев?
   - Нет, мой жених.
   Заметив, как помрачнел поручик, Наташа быстро исправилась:
   - Бывший. Бывший жених. Вы не подумайте ничего такого. Мы с ним только целовались.
   Она засмеялась.
   - Иногда мне кажется, что мы, женщины, только и рождены для того, чтобы танцевать.
   - Ну-у, положим, не только для этого, - зашевелил усами поручик.
   - Раскрою вам свой маленький секрет. Я ношу на груди медальон с Дюпором.
   - Это еще что за птица?
   - Вы не слыхали об этом знаменитом французском танцоре?! Ах, как он порхает! какие у него ноги! Красивые, стройные-престройные... Они изображены на медальоне.
   - Его ноги?!
   - Да.
   - И вы носите их на себе? Эти ноги?
   - Ну да. А что?
   - Да так, ничего.
   "Черт побери, - подумал поручик, - отдал бы все на свете, лишь бы поменяться местами с этим французишкой!"
   - Вы тоже замечательный партнер, поручик, - сказала Наташа. - У вас, должно быть, большая практика? Я слышала про вас столько пикантных историй... Правда, я ничему не верю... Но вы, наверное, и цыганочку можете?
   - Цыганочку-то? Могу, конечно.
   - А барыню?
   - Запросто!
   - А Данилу Купора?
   - Это еще что за педик?
   Наташа густо покраснела.
   - Данила Купор - это такой старинный английский танец.
   - А-а, пардон, так вы спрашивали о танцах? Нет, танец сей отплясывать не приходилось.
   Музыка смолкла. Но следующий тур они опять танцевали вместе. И это снова был вальс.
   - Ой, поручик! - вздрогнула Наташа. - Ваша рука оказалась у меня на попе.
   - Не беспокойтесь, сударыня, меня это нисколько не смущает.
   - Вы не могли бы поднять?
   - Уже!
   - Как "уже", когда ваша рука на том же месте!
   - Ах, вот вы о чем... Извольте-с.
   - Поручик, зачем вы гладите меня по спине?
   - Пытаюсь найти ваши груди, сударыня.
   - Но ведь они у меня спереди.
   - Там я уже искал-с.
   - Ах, Ржевский, вы просто несносны! Теперь я не удивляюсь слухам, что у царицы Елизаветы от вас дочка.
   - Враки! От меня могут рождаться только гусары.
   - А вы вообще любите детей?
   - Ну-у, не сказал бы. Но сам процесс обожаю.
   - О боже, каков ответ! Неужели всё это правда, что про вас рассказывают?
   - А что такое?
   - У вас действительно было очень много женщин?
   - Целый батальон.
   - Но вы хоть кого-нибудь из них любили?
   - А как же-с. Бывало, с одной и той же барышней спал и по второму разу, и даже по третьему.
   - Ах, я не об этом! Любили ль вы когда-нибудь по-особенному, нежно, пылко, страстно?.. Я не могу подобрать нужного слова...
   - Рачком-с?
   - Я имею в виду не гастрономию, а чистую любовь.
   - После баньки-с?
   - Вдохновенную, как музыка!
   - А как же, сударыня! На рояле. Чертовски скользкий инструмент!
   У Наташи закружилась голова. Но Ржевский не дал ей упасть.
   - Я займусь вашим воспитанием, поручик, - заявила она, собравшись с мыслями. - И не спорьте. Вы - такой дикий, потому что ни одна женщина не сумела по-настоящему понять вашу мятущуюся душу.
   - Наташенька, сделайте одолжение.
   - Перестаньте целовать меня в шею! В вальсе нет такого па.
   - Я придумал его специально для вас.
   - Какой вы, право, выдумщик!
   Сидевшие у колонн старушки глазели по сторонам, оживленно обсуждая танцующих. Пара Ржевского с Наташей Ростовой была в центре всеобщего внимания.
   - Знаете, дорогуша, - говорила княгиня Фамустовская, обращаясь к баронессе Мильфугер, - когда графиня Спесивцева разорилась, она была вынуждена продать часть своей мебели. К ней заявился купец. Ему понравился атласный диван. "Простите, - говорит графиня. - Этот диван не продается. Он дорог мне как память".
   - Charmant!
   - Погодите восхищаться, дорогуша, вы не дослушали. Купец приглядел обеденный стол. "О нет, - возразила графиня. - Этот стол тоже дорог мне как память". Купец потерял терпение: "Ну хотя бы продайте мне люстру!" А графиня в ответ: "Ах, миленький, простите, но поручик Ржевский был таким фантазером!"
   Докончив рассказ, княгиня Фамустовская скрипуче рассмеялась. Баронесса Мильфугер осталась при своем постном лице.
   - Разве поручик Ржевский умер? - спросила она, приготовившись разрыдаться.
   - Что вы, дорогуша! Вон же он танцует с молодой Ростовой.
   - Ох, милая моя, вы меня так напугали. За эту минуту я просто поседела.
   - Что-то я этого не заметила, - съязвила княгиня, бросив взгляд на ее парик.
   Неподалеку от них престарелая маркиза де Капри, дрожа всем телом, прошепелявила на ухо своей подруге-генеральше:
   - О, ma chere, как бы я хотела заиметь поручика Ржевского себе в любовники.
   - Но позвольте, мать моя, вы же едва держитесь на ногах.
   - Да, но лежать-то я еще могу!
   И обе дамы радостно захихикали.
   После третьего тура Ржевский попытался увести Наташу из зала. Он хотел подыскать укромное местечко, где можно было бы выпустить на волю клокочущую в нем страсть.
   Но тут вдруг публика вокруг зашевелилась, заволновалась, все забегали, засуетились, и поручик потерял Наташу в толпе.
   - Какого черта! - в сердцах воскликнул Ржевский.
   На него зашикали.
   - Царь-батюшка наш приехал! - раздались голоса. - Сюда идет! Вот он! Слава государю! Слава!
  
   Глава 5
   Царские забавы
  
   Толпа расступилась. Музыканты с воодушевлением заиграли полонез.
   И в зал вошел царь Александр I.
   Государь шествовал впереди своей свиты под руку с хозяйкой бала, кланяясь направо и налево. За ними следовали хозяин с Нарышкиной - любовницей Александра. Поскольку исполняемый полонез имел слова, которые были всем известны, хозяйка бала, чтобы польстить царю, громко пропела: "Александр, Елизавета, восхищаете вы нас!"
   Царь вспыхнул и, взяв ее за ухо, крикнул на весь зал:
   - Отныне, княгиня, извольте петь: "Александр, Александр, восхищаете вы нас!" Понятно? Александр - два раза. И никаких елизавет!
   - Слушаюсь, ваше величество, - пролепетала Коневская и старательно пропела: - Александр, Александр, восхищаете вы нас.
   - Благодарю, я польщен.
   Отпустив ей ухо, государь непринужденно улыбнулся шедшему позади Коневскому и подмигнул Нарышкиной. Вокруг начали образовываться пары, и все принялись танцевать польский.
   Царь танцевал сразу с пятью дамами. Но вскоре ему это надоело. Он три раза громко хлопнул в ладоши, и музыка тотчас смолкла.
   Александр обвел глазами публику.
   - Какие скучные у вас рожи, дамы и господа! - сказал он по-французски, и не было в зале человека, который бы его не понял. - Придется вас развеселить. Будемте играть в "козла"!
   В ту же секунду какой-то коротконогий вельможа со всех ног бросился к царю, с подхалимской улыбкой протягивая ему колоду карт.
   - Осмелюсь предложить вашему величеству составить из меня компанию.
   - Вот козел! - засмеялся Александр, показывая на него пальцем.
   Вокруг, словно по команде, раздался подобострастный хохот.
   - Может, вашему величеству угодно в домино? - заискивающе спросил толстопузый генерал, выступив вперед. И погремел коробкой с костяшками, которую держал в руке.
   - Два козла! - радостно воскликнул царь. - Не хочу я ни карт, ни домино.
   Он поставил обоих подхалимов на некотором расстоянии друг от друга - так, что один смотрел в зад другому и заставил их согнуть спины в глубоком поклоне. После чего, разбежавшись, перепрыгнул сперва через первого, а потом через второго.
   Раздались аплодисменты и возгласы восхищения. Император с торжествующей улыбкой оглядел толпу и сделал царственный жест рукой:
   - Прошу, дамы и господа! Приступайте. Эй, музыканты, контрданс!
   Зазвучала озорная легкая музыка. И все стали играть в "козла". Зал наполнился визгом, смехом. Дамы прыгали наряду с господами и, путаясь в своих пышных платьях, то и дело валились на пол, увлекая за собой кавалеров. Самые смекалистые из дам быстро сообразили, что гораздо удобнее подставляться, нежели прыгать, и вот уже "коз" в зале стало куда больше, чем "козлов".
   Поручик Ржевский с удовольствием участвовал во всеобщем веселии, по ходу игры не забывая тискать барышень, целовать им ручки и задирать подол.
   - Какие чудесные забавы, дорогуша, - говорила княгиня Фамустовская баронессе Мильфугер. Старушки сидели в уголке, с восторгом следя через свои лорнеты за играющими. - Ах, где ты, моя молодость?
   - Мы оставили ее в Париже, - мечтательно отвечала ее подруга.
   - О да, Париж... По этому поводу, дорогуша, я вспомнила один анекдот.
   - Расскажите.
   - Поручик Ржевский и его дядя, будучи в Париже, решили поразвлечься в доме призрения. Уложили всех девок в ряд и с разных сторон начали продвигаться друг к другу. И вот, представьте, со стороны дяди слышится: " Пардон, мадам, мерси, мадам, пардон, мадам, мерси, мадам". А со стороны поручика: "Пардон, мадам, мерси, мадам, пардон, мадам, мерси, мадам, пардон, дядя, мерси дядя"!
   Княгиня засмеялась, затряслась. На глаза у нее навернулись слезы.
   Баронесса Мильфугер тупо смотрела на подругу, обмахиваясь веером.
   - Так вот почему дядя Ржевского раньше времени вышел в отставку, - сказала она, сочувственно поджав губы, и у княгини Фамустовской начисто пропала охота впредь рассказывать ей анекдоты.
   Между тем игра продолжалась. Гремела музыка. По залу носились совершенно ошалевшие от суматохи мужчины и женщины. В левой половине зала большая группа гостей играла в "царя горы". Отдельные кавалеры, посадив дам себе на спину, катали их по кругу, изображая из себя коней, и громко ржали.
   Пьер Безухов жался к стене, с ужасом наблюдая за происходящим. Ему все это напоминало оргии, которые устраивал в своем дворце Калигула. Пьер не бывал на этих исторических оргиях. Но он читал о них в умных книгах, и воображение рисовывало ему огромные массы людей, любящих себя и друг друга под голубым небом Древнего Рима.
   И Пьер даже хотел уйти, убежать отсюда прочь, чтобы не видеть перед собой этого разврата, этих распутных женщин и мужчин. Но тем не менее он не двигался с места, пожирая своими наивными добрыми глазами их мельтешащие, мечущиеся перед ним разгоряченные тела.
   Внезапно из бурлящего потока гостей прямо на него выполз на четвереньках Денис Давыдов. На спине у него сидела дама, столь знакомая Пьеру, что он даже в первое мгновение ее не узнал. И лишь поправив очки, понял.
   Это была Элен. Красавица Элен. Божественная Элен. Несравненная Элен. Его жена!
   Лицо ее сияло от восторга. Грудь вздымалась. Голые плечи подрагивали. Ее декольте не ведало стыда и границ.
   Пьер вжался спиной в стену.
   - Пгивет, Петгуша! - весело крикнул Давыдов. - Пока вы тут пгохлаждаетесь, пгиходится газвлекать вашу супгугу.
   Пьер покраснел. И поняв, что краснеет, покраснел еще больше.
   - Гм... гм, - промычал он, чувствуя, что в добавок начинает обильно потеть.
   - Не хотите меня покатать, милый? - предложила Элен, улыбнувшись ему той презрительной улыбкой, какой она награждала его всякий раз, когда он ложился к ней в постель.
   Пьер мрачно поправил очки.
   - Так вы хотите? - настаивала Элен.
   - Я?.. что? я... - сказал Пьер.
   - Может быть, вы думаете, что Давыдов мой любовник?
   - Не говорите со мной, умоляю, - хрипло прошептал он.
   - Отчего мне не говорить! Я вам смело скажу, что редкая жена с таким мужем, как вы, не взяла бы себе любовника.
   Пьер, шатаясь, бросился к ней.
   - Я тебя убью! - закричал он.
   - Гони! - взвизгнула Элен, ударив Давыдова по бокам, и тот поскакал на четвереньках, унося ее от рассвирепевшего супруга.
   Пьер попытался продраться за ними сквозь толпу, но его затолкали, оттеснили и, наконец, он потерял их из вида.
  
   Глава 6
   О, Натали!
  
   Государь крутился между играющими в карты. Сам не играл, а только подглядывал, нашептывая затем соперникам чужие карты. Игра шла на деньги, и игроки, большей частью пожилые вельможи и генералы, сердились на его величество, однако, старались не подавать вида.
   Александру быстро наскучило смотреть на их сосредоточенные, жадные лица, и он вернулся в танцевальный зал.
   Веселый хаос, посеянный им, был в самом разгаре. Но теперь кавалеры вели себя с дамами куда развязнее, да и дамы позволяли себе многое из того, чему не учат в пансионах благородных девиц.
   Царь хлопнул в ладоши, и словно по мановению волшебной палочки всё стихло, смолкло, и гости застыли, повернувшись к нему лицом.
   - Вальс! - крикнул император и, подхватив ближайшую даму, закружился с нею волчком.
   Мгновенно образовались новые пары. Но усталость после буйного веселья и хмель от выпитого вина давали о себе знать. Танцующие сталкивались, задевали друг друга задами, цеплялись локтями. А кое-кто, потехи ради, подставлял другим ножку. То и дело кто-нибудь валился на пол под дружный смех окружающих.
   Наташа Ростова подбежала к поручику Ржевскому, который, прикрывая ладонью широко зевающий рот, сидел у колонны.
   - Поручик! - радостно воскликнула она, присаживаясь рядом. - Вот вы где. Почему вы не танцуете?
   - А мы себя в постели покажем-с.
   - Вы уже собираетесь спать?
   Ржевский усмехнулся.
   - Отнюдь.
   - Тогда о чем вы говорите? Пойдемьте вальсировать!
   Она потянула его за руку. Но он не двинулся с места.
   - Видите ли, сударыня, все женщины для меня делятся на тех, с кем я могу танцевать сколько угодно, и на тех, с которыми мне танцевать крайне затруднительно.
   - Неужели я отношусь к последним?
   - Угу.
   Она обиженно надула губки.
   - По-вашему, я так плохо танцую?
   - Напротив. Но, если б вы только знали, как стесняют в движении гусарские рейтузы! А между тем, ваша близость меня так возбуждает...
   Обняв Наташу за талию, он принялся лобызать ее оголенные плечи.
   - Поручик, держите себя в руках!
   - Моя сила не в руках, сударыня...
   - А в чем же?
   - Это я вам потом расскажу... У меня в груди всё полыхает. О, Натали!
   - Кё вулеву?
   - Вы спрашиваете, что я хочу?! - вскричал Ржевский, вскочив. - Черт возьми, вы хотите знать, что я хочу? Да знаете ли вы, что больше всего на свете... - Он вдруг скривился. - Черт! Как хочется отлить.
   - Не поняла?
   - Пардон, сударыня, мне нужно ненадолго отлучиться.
   - Что случилось? - встревожилась Наташа. - Вы так побледнели. Кэски сэ пасэ?
   - Пасэ, пасэ. Пардон, мне нужно срочно выйти - помочь одному своему другу, с которым, я надеюсь, вас вскоре познакомлю.
   - Познакомьте меня с ним сейчас. Он, наверно, тоже гусар?
   - Скорее, артиллерист.
   - И хорошо танцует?
   - Пожалуй, что неплохо, хотя и несколько однообразно. Впрочем, партнерши еще никогда на него не жаловались.
   - Я иду с вами, поручик. Не оставляйте меня одну.
   - Подождите, я скоро вернусь.
   Он ускорил шаг. Но она, как собачонка на привязи, припустилась следом за ним.
   - Вы что-то от меня скрываете! - взволнованно твердила Наташа. - Вам помочь? Пётон ву зэдэ?
   - Да, черт побери, питон у меня в заднице! - не выдержал Ржевский. - Вас это устраивает?
   - Не надо говорить пошлости, поручик, - мягко пожурила его девушка. - Я знаю, вы не такой... вы хороший. Зачем вы сердитесь? Не надо хмуриться. Улыбнитесь мне, поручик, ну пожалуйста...
   Ржевский протяжно застонал.
  
   Глава 7
   Французское белье
  
   Когда вальс сменился мазуркой, царь пригласил Элен. Он давно приглядывался к ее блестящим обнаженным плечам, выступавшим из темного газового с золотом платья.
   - Никогда не устаю любоваться вами, графиня, - сказал он, пристукивая каблуками в такт мазурке. - Вы словно праздничный торт со взбитыми сливками.
   - Мерси, ваше величество.
   Элен улыбнулась ему многозначительной улыбкой, которую он расценил как многообещающую.
   Они летели вместе с другими танцующими по кругу, и вскоре у Александра от этих обворожительных глаз и мраморных плеч совсем закружилась голова. К счастью, именно сейчас по ходу танца требовалось встать на одно колено, чтобы обвести партнершу вокруг себя.
   - Пойдемте в сад, - сказал он.
   - Ваше величество собирается прочесть мне лекцию по ботанике?
   - Да, я хотел бы рассказать вам кое-что о пестиках и тычинках.
   - О, государь, я с детства мечтала разобраться, в чем же разница между ними.
   - Я просвещу вас, графиня.
   Предложив Элен руку, Александр провел ее в зимний сад.
   Это был просторный зал, украшенный яркими фонарями. Среди кадок с деревьями порхали маленькие птички, в многочисленных фонтанах журчала вода, в небольших округлых бассейнах резвились золотые рыбки. И повсюду, повсюду были рассеяны цветы и декоративные травы.
   На расставленных по периметру сада диванах сидело несколько воркующих парочек. Одежда у большинства дам была в заметном беспорядке. Сидевшие подле них кавалеры пылко объяснялись им в любви, не обращая внимания на соседей.
   Войдя в сад, царь громко топнул ногой:
   - Все вон!!
   И через минуту здесь уже никого не было.
   - Уважают, - с довольной миной заметил Александр, подводя Элен к одному из освободившихся диванов.
   - Мы не просто вас уважаем, ваше величество, но и любим.
   Усаживаясь, она подобрала платье, на долю секунды явив ему четко обрисованный профиль своего соблазнительного зада.
   Царь заволновался.
   - Кто это "мы"? При чем здесь какие-то "мы"? - торопливо заговорил он, пристраиваясь возле нее.
   - "Мы", то есть ваши верноподданные, государь.
   - О, графиня, я бы хотел, чтобы вы испытывали ко мне совсем иные чувства. Забудьте о том, что я царь. Смотрите на меня, как на обыкновенного мужчину. А еще лучше, как на простого мужика... Признаться, иногда я мечтаю поселиться в какой-нибудь тихой деревне, завести кур, гусей... Но что это вы на меня так странно смотрите?
   Элен сидела с презрительно выпяченной нижней губой и глядела на него не мигая.
   - Да что вы уставились на меня как солдат на вошь?! - возмутился Александр.
   - Но вы же сами, ваше величество, просили смотреть на вас, как на простого мужика.
   Царь неловко хохотнул.
   - Я имел в виду не сословное положение, графиня. А нечто в ином роде.
   - Поясните вашу мысль, государь, - нежно проговорила Элен, придвигаясь к нему. Ее грудь уперлась ему в плечо. - Ваше величество говорит загадками...
   - Вы думаете, если я царь, то моя голова забита лишь государственными делами? Нет, милая графиня, моя голова в настоящий момент занята только вами. И она раскалывается от вопроса "быть или не быть?"
   - Я вижу, государь, мною занята не только ваша голова, - проворковала Элен. - Но и руки.
   - Не удивляйтесь, я такой же мужчина, как и все.
   Александр принялся облизывать ее плечи.
   - Отвечайте не тая, быть иль не быть?
   - Чему?
   - Всему тому... чего вы сами знаете.
   - А если сюда вдруг войдет мой муж?
   - Он получит повышение. Кто он у вас? Коллежский асессор? Я сделаю его статским советником.
   - Он граф.
   - Прекрасно. Я женю его на своей племяннице, и он станет князем.
   - Но он уже женат!
   - На ком же, позвольте узнать?
   - На мне.
   - Игрунья! Вы меня совсем запутали. Пустите палец. Куда это я попал? Да что же это такое?
   - Французское белье, государь. Я выписала его из Парижа.
   Царь задрожал от нетерпения. Отбросив всякие светские условности, он стал осыпать Элен все более дерзкими поцелуями. Однако, они выглядели просто невинной забавой по сравнению с тем, что вытворяли его руки.
   Неожиданно в саду раздались посторонние голоса. Хохоча и повизгивая, сюда влетели двое влюбленных подростков.
   - Вон! - взревел царь, вскочив с дивана. - Ремня дам!
   Дети с криком убежали. Царь топнул от злости ногой и опять подсел к Элен.
   - Ах, ваше величество, нас застанут, - сказала она. - Царица Елизавета узнает.
   - Ничего, умоется.
   - А Нарышкина?
   - Она меня любит, а значит, поймет. Когда вы со мной, мой ангел, никого, кроме нас, в это мире больше не существует.
   - Здесь так светло, я стесняюсь...
   - Да будет тьма! - провозгласил Александр, и, обойдя сад, загасил все фонари.
   Сад утонул во мраке. Царь стал наощупь пробираться к графине.
   - Где вы, Элен?
   - Здесь. Идите на мой голос.
   - О, графиня, ваш голос слаще мармелада!
   - Мерси, ваше величество. Но где же вы?
   Наткнувшись на фонтан, царь плюхнулся лицом в чашу с водой.
   - А-а! Проклятие...
   - Что случилось, государь? - всполошилась Элен.
   - Ничего, любовь моя. Просто я решил помыть руки.
   - О, это что-то новое в нашем придворном этикете.
   - Как говорят англичане, у джентльмена, ухаживающего за леди, должны быть храброе сердце и чистые руки.
   - Ваше величество, идите же скорее. Я изнемогаю!
   - Иду, иду... Так... ногу сюда, а теперь... Ага, здесь, кажется, проход. Я чувствую, Элен, что вы уже близко. Я слышу ваше дыхание... и запах духов. Вот, кажется спинка дивана...
   - Нет, это моя грудь. Неужели она такая плоская?
   - Напротив, но она такая упругая, что я подумал...
   - Ах, молчите. Какие глупости! Идите сюда...
   Она дернула его за руку, привлекая к себе, и они слились в страстном объятии.
   - О, Александр! Вы и голову успели вымыть?
   - Да, Элен, ради вас я был готов вымыть и ноги, но не хотелось терять время.
   - Ваше величество, вы весь мокрый. Вы простудитесь.
   - Не волнуйтесь за меня, mon ange, я сейчас разденусь. Но позвольте начать с вас.
   - Я в вашей власти, государь.
   - Зовите меня просто Сашей.
   - Саша, вы куда-то не туда!.. Здесь подвязка. Берите левее...
   - О господи, опять подвязка... А это еще что такое? Ничего не понимаю... Графиня, где же ваша жопа?! Ох уж это мне французское белье!
  
   Глава 8
   Во мраке
  
   Поручик Ржевский в темпе вальса носился по дому Коневских в поисках уборной. Присутствие Наташи Ростовой, этой восторженной наивной девушки, лишало его возможности сходить за первую попавшуюся штору. Он никак не мог от нее отделаться. Девушка возомнила, что в его странном поведении, в этих загадочных метаниях по комнатам и лестницам заключена какая-то жуткая тайна. И поручик, понимая ее чувства, не решался разрушить ореол таинственности, возведенный ею вокруг него.
   - Да где же, наконец, ваш друг, поручик? - вопрошала Наташа, дергая его за рукав ментика.
   - Здесь, где-то поблизости.
   "Лопнет, - в отчаянии думал Ржевский. - Ей-богу, сейчас рванет, как бомба. Чертов пузырь!"
   Наташа сочувственно заглядывала ему в лицо.
   - Вы так бледны, поручик. У вас какие-то неприятности?
   Ржевский загадочно молчал.
   "У сон ле туалет? - думал он по-французски. - Черт побери, где же этот проклятый нужник?"
   Толкнув плечом очередную дверь, он увидел перед собой зимний сад. При виде такого изобилия деревьев и кустов поручик понял, что спасен.
   Ржевский переступил порог. Наташа проскользнула за ним. Он закрыл дверь, и стало совсем темно.
   - Это здесь, поручик? - тихо спросила девушка.
   - Что?
   - Здесь прячется ваш друг артиллерист?
   - Да. Подождите меня у дверей.
   Но она не выпускала из рук его ментика.
   - Поручик, мне страшно.
   - Тогда выйдите.
   - Но мне интересно. Ой, пролетел кто-то!
   - Это птичка, сударыня. Птичка-невеличка, две ляжки, два крыла, - раздраженно проговорил Ржевский. - Подумаешь невидаль!
   От шума журчащей со всех сторон воды его мутило. Он заскрипел зубами.
   Тем временем император Александр лежал на Элен Безуховой и, затаив дыхание, прислушивался к разговору незваных гостей.
   - Прогоните их, Саша, - прошептала она.
   - Т-с-с, не шевелитесь. Они сейчас сами уйдут.
   - Что-то не верится.
   - Тише...
   Наташа испуганно вглядывалась во тьму.
   - Вы слышали, поручик? Мне показалось - какие-то голоса...
   - Это за стеной. Или от воды.
   Он подвел ее к увитому плющем окну.
   - Полюбуйтесь на звезды, Натали.
   - А вы?
   - А я пока отойду за дерево.
   - Вы думаете, там прячется ваш друг?
   - По крайней мере, не сомневаюсь, что он окажется там одновременно со мной. Пардон, мне не терпится пожать ему руку.
   Ржевский пошел от нее, на ходу расстегивая штаны.
   Элен жарко задышала императору в ухо.
   - Мы будем продолжать или нет?
   - Мм...
   - Саша, со мной будет истерика...
   - Ну, хорошо, попробуем. Только вы не хлюпайте...
   - Это уж как получится...
   Диванные пружины заскрипели.
   - Ой! - вздрогнула Наташа, тщетно пытаясь разглядеть во тьме силуэт поручика. - Вы слышите? Какие-то странные звуки.
   - Это птички, говорю я вам, - откликнулся из темноты Ржевский. - Смотрите на звезды, Натали, развлекайтесь.
   Дерево, облюбованное поручиком, располагалось как раз у изголовия дивана, на котором сейчас возлежал царь со своей любовницей. Но он их не замечал.
   "Гип-гип, ура! - ликовал Ржевский, пристроившись за деревом. - Понеслась, родимая!"
   От избытка чувств он даже стал напевать:
  
  Соловей, соловей, пташечка,
  Канареечка жалобно поет.
  Раз поет, два поет, три поет.
  На четвертый раз петь перестает!
  
   Развеселившись, поручик принялся поигрывать струей. И безбожно мазал мимо дерева.
   - Что это, ваше величество? - в изумлении прошептала Элен. - Кажется, над нами протекает крыша?
   - Ничего страшного, заработал еще один фонтан.
   - Но с какой стати он должен на нас брызгать?
   - Наверное, плохо отрегулирован. Зато водичка какая теплая.
   - Этот дурацкий фонтан испортит мне всю прическу.
   - Тише... ради бога, тише...
   - Тогда продолжайте.
   - О чем это вы? Ах да...
   И царь снова вспомнил о своем мужском достоинстве.
   Застегнув штаны, Ржевский с легкой душой направился назад к окну. Ему не терпелось прижать к груди ожидавшую его девушку. Но тут он неожиданно свалился в бассейн, распугав сонных золотых рыбок. Бассейн был небольших размеров и глубиной всего-то в один аршин, но поручик уместился в нем целиком.
   - Три тысячи чертей!
   - Что с вами, поручик? - встревожилась Наташа.
   - Да вот... рыбку хотел для вас поймать, - ответил он, выбираясь на пол. С него ручьями стекала вода.
   - И поймали?
   - Она, стерва, больно скользкая. Но если вы на самом деле проголодались, Натали, я ее вам сейчас саблей порублю. Вы любите филе из золотой рыбки?
   - Нет, пожалуйста, не обижайте рыбешек! - взмолилась девушка.
   - Что ж, как скажете.
   Ржевский пошел было к ней, но вдруг прислушался. Неподалеку раздавался какой-то странный шум. Что-то знакомое и близкое будили в душе поручика эти размеренные звуки.
   - Кто здесь? - крикнул он, вглядываясь во тьму.
   - Я, Наташа Ростова, - откликнулась девушка.
   - Да это я не вам. Здесь еще кто-то есть.
   - Птички.
   - Какие, к черту, птички! Эй, кто здесь? Отвечайте, а не то...
   Элен дернула императора за ухо.
   - Саша, я в экстазе. Я сейчас закричу.
   - Молчите.
   - Не могу. Я всегда в таких случаях кричу.
   Александр зажал ей ладонью рот. Она укусила его за палец. Их крики слились в один жизнеутверждающий вопль. Вопль торжествующей любви.
   Наташа, завизжав от страха, бросилась бежать и с размаху плюхнулась к золотым рыбкам.
   - Натали, не бойтесь, - усмехнулся Ржевский. - Это кот кошку дерет!
   Нашарив на декоративной горке гладкий камень, он бросил его в сторону, откуда раздавался шум, угодив царю по голому заду.
   - Мяу! - возопил император.
   - Ага, не нравится? А-ну брысь!
   Второй камень полетел туда же.
   - Мяу-у! - взвыл император, свалившись с Элен на пол.
   Поручик метнул третий камень. И опять попал.
   - Мяу-у-у!! - взревел царь.
   - Прекратите кидаться! - не выдержала Элен. - Нахал!
   - Говорящая кошка, - хмыкнул Ржевский. - Вот это да...
   - Поручик, помогите, тону! - услышал он за спиной жалобный плач Наташи.
   С трудом отыскав ее в темноте, он помог ей выбраться из бассейна.
   Элен и Александр тем временем впопыхах приводили в порядок свою одежду.
   - Впредь только мяукайте, - наставлял ее царь. - Мне вон по заднице досталось, и то я себя не выдал.
   - Господи, скорее бы они отсюда убрались...
   Тут двери распахнулись, и в светлом проеме возникла чья-то массивная фигура.
   - Элен, parazitka! Я знаю, что ты здесь.
  
   Глава 9
   Всемирный фармазон
  
   - Кто это? - слабым голосом спросил царь.
   - Мяу-у-уж, - откликнулась Элен.
   - Кто-кто?
   - Мой муж.
   Пьер Безухов, возвышавшийся на пороге, как каменный утес, поправил свои круглые очки.
   - Элен, выходи, куртизанка бесстыжая! - крикнул он во тьму.
   Поручик Ржевский с Наташей на руках направился к выходу.
   - А-а, попались, merzavcy! - возликовал толстяк. Выхватив из-под мышки увесистое пресс-папье, он сделал шаг в их сторону. - Элен, parazitka, oshibka prirody. Я тебя убью!
   Наташа в ужасе разрыдалась. Поручик спрятал ее у себя за спиной.
   - Петя, не петушись! А то ощиплю.
   - Ах это вы, поручик? - Пьер решительно двинулся на него, замахиваясь пресс-папье. - Что, и до моей жены добрались?
   - Пьер, это же я, Наташа! - в отчаянии закричала девушка.
   - Наташа... - поразился толстяк и, близоруко щурясь, пощупал ее рукой. - Действительно, это вы...
   - Не распускайте руки, любезный! - сердито сказал Ржевский, оттесняя его от девушки. - Гладить будете свою жену.
   - Да, да, простите... Но где же она... моя жена?
   В растерянности он расслабил правую руку и, вырвавшееся пресс-папье жахнуло ему прямо по ноге. Последовавший за этим вопль был способен разбудить и мертвого.
   - А-а-а-а-а-а-а!!
   Обезумев от боли, толстяк принялся носиться по саду, вытаптывая цветы и травы, ломая кусты, натыкаясь на фонтаны, падая и снова вставая; и вопя, и причитая, и проклиная маму, которая родила его на свет, и тот день, когда он вздумал жениться на Элен; и продолжая крушить всё и вся на своем пути.
   - Носороги в джунглях, - сказал поручик, закрывая Наташе глаза, чтобы уберечь ее возвышенную натуру от этого душераздирающего зрелища. Но она все равно подглядывала у него из-под пальцев.
   Внезапно в своих бессмысленных метаниях по саду Пьер наткнулся на Александра и Элен, которые пытались проскочить мимо него к дверям. Он сбил их с ног, и все трое очутились на полу.
   При этом Пьер навалился всей своей тушей на императора. Но, конечно, в потемках его не признал.
   - Пьер, zasranec! - услышал он над ухом знакомый и ненавистный женский голос. - Вы совсем odureli. Бросаетесь на людей, как meshok s der"mom! Отпустите его.
   Пьер мгновенно забыл о больной ноге. Схватив кавалера Элен за шиворот, он поставил его на ноги и принялся трясти.
   - Молитесь, Казанова! Я вас сейчас... где мое пресс-папье?
   - Я не Казанова, - вяло возразил император.
   - Уже второй любовник за один бал! - сокрушался толстяк. - А может, и не второй?
   - Двадцать второй! - фыркнула Элен. - Вы полный idiot, мой милый, если думаете, будто меня можно остановить.
   - Боже мой, я рогоносец!
   - Я тоже, - меланхолично заметил Александр. - Ну и что из этого?
   Пьер опять тряханул его за шиворот.
   - Как ваша фамилия, сударь?
   - Романов.
   - Подумать только! Однофамилец такого благородного человека, самого государя нашего. Ну, ничего, я вас сейчас переименую, сударь.
   - Как это?
   - Фигуральным образом... Где же все-таки мое пресс-папье? Поручик, вы не видели?
   Но Ржевский был занят тем, что утешал Наташу Ростову, с которой внезапно случилась истерика.
   - Вы меня не узнаете? - со слабой надеждой спросил Пьера Александр I.
   - Вы - очередной любовник моей жены, - заявил Пьер. - Добрые люди сказали мне, где сыскать вас, голубчиков. Пеняйте на себя. Эх, прелюбодеи...
   Удерживая его на весу как какого-нибудь котенка, он широко размахнулся.
   Царь оглушительно пукнул.
   Пьер в замешательстве застыл. Ему, мнительному, интеллигентному человеку, вдруг показалось, что это он - Он! Он!! Он!!! - произвел на свет столь неприличные звуки. И от одной этой мысли у него заполыхали щеки и очки сползли на самый кончик носа.
   Но тут у него на руке повисла Элен.
   - Опомнитесь, kretin несчастный, это же Александр!
   И словно в подтверждение ее слов, император еще три раза громко пукнул.
   - Уф, так, значит, это не я... - У Пьера отлегло от сердца. - Уф, уф... а я-то думал...
   И сразу подобрев и проникнувшись состраданием к чужой беде, он взял императора на руки, как малое дитя и понес его к выходу, чтобы разглядеть при свете.
   - Это же государь!! - визжала ему в спину Элен.
   Но Пьер не обращал на ее слова никакого внимания. Он не желал прислушиваться к этой безнравственной, отвратительной женщине.
   - Не переживайте, сударь, - ласково говорил он императору. - С кем не бывает. От подобных неприятностей могу посоветовать вам мочу молодого поросенка. Очень помогает! И поменьше пейте пива.
   Царь уткнулся ему носом в плечо и заплакал.
   Поручик Ржевский и Наташа Ростова встретили их у порога. Наташа понемногу приходила в себя.
   - Отпустите его величество, Пьер, - сказал поручик. - Это вам не папье-маше.
   - Пресс-папье, - машинально поправил толстяк.
   И вдруг узнал в этом заплаканном любовнике своей жены императора Александра! От охватившего его благоговения он разом оробел, обессилил, обмяк. И выпустил из рук свою драгоценную ношу.
   - Наполеонь вашу бонапарть! - сказал царь, растянувшись на полу.
   Ржевский помог ему подняться.
   - Так это были вы, поручик? - произнес Александр. - Знаете, как это больно - камнем по голой жопе?
   - Пардон, ваше величество, подобных ощущений испытывать не приходилось. Я думал, там кошки.
   - Сами вы кот!
   Император отвернулся от него и, вытирая платком еще не успевшие просохнуть слезы, погрозил Пьеру кулаком.
   - Чтоб никому! Поняли?
   - Да, конечно, ваше величество, что мне... я буду молчать...
   Александр подошел к появившейся в дверях Элен.
   - Всё было великолепно, - шепнул он ей. - Я ни о чем не жалею.
   - Я тоже, государь. Эту ночь я не забуду никогда.
   Император повернулся к остальным.
   - Дамы и господа! - громко произнес он, делая важное лицо. - Прошу вас всё произошедшее между нами держать в строгой тайне. Иначе... я бы не хотел говорить вам гадости в сочельник, но, если кто-либо из вас проболтается, особенно, если до Лизки дойдет, - я вам устрою... Я вам такую Содом и Гоморру устрою - мало не покажется!
   - Как вам будет угодно, ваше величество, - сделала реверанс Наташа.
   - Я, право, в отчаянии от того, что случилось, - забормотал Пьер.
   Император ткнул пальцем в грудь Ржевскому.
   - Поручик, я вам уже это говорил, но все же повторюсь. Вам никогда не быть ротмистром!
   Потом он приблизился к Наташе Ростовой, преданно и с обожанием смотревшей на него, и точно так же уперся пальцем ей в грудь.
   - А вам, сударыня, не долго оставаться в девицах.
   Наташа скромно потупилась.
   Остановившись возле Элен, царь принялся молча тыкать пальцем в ее бюст, словно собирался сказать ей что-то очень важное, но так и не находил нужных слов. Она терпеливо ждала, облизывая губы.
   - Уберите палец, ваше величество, - прошипел Пьер, краснея ушами. - Это грудь моей жены.
   Император вздрогнул.
   - Оставляю ее вашим заботам, - отрывисто произнес он и, не оглядываясь, быстро пошел прочь.
  
   Глава 10
   Любовные аллюры
  
   На следующий день Денис Давыдов затащил Ржевского в оперу.
   - Какого черта там делать? - поначалу упирался поручик. - Там, набось, такая скука. Ни выпить толком, ни потанцевать.
   - Ты никогда не бывал в опеге?!
   - Ни разу! И сим горжусь. Но по разговорам наслышан. Битых три часа сидеть на одном месте, протирая штаны, - мыслимое ли дело! И всё ради того, чтобы любоваться, как перед тобой кто-то воет, машет руками и строит рожи?
   - Ты ничего не понимаешь, бгатец. Сегодня там собегется столько пгехогошеньких девиц, чуть ли не весь московский выводок. Это же сказка!
   - Да? Хм, тогда, пожалуй... - Ржевский подкрутил усы.
   - И к тому же будет петь несгавненная Луиза Жегмон.
   - Что за пташка?
   - О, это божественная женщина. Пгиехала всего на несколько дней из Пагижа. Голос - чудо! Поет, как канагейка.
   - А как она... того?
   - Фганцуженка, мой дгуг. И этим все сказано.
   - Едем!
   В опере от обилия голых женских плеч, шей и рук у поручика Ржевского зарябило в глазах. Это было просто какое-то море наготы. В театре эта обнаженность женских прелестей особенно бросалась в глаза и волновала даже больше, чем на балу. Может быть, причина этого заключалась в том, что в театре дамам приходилось сидеть, и таким образом взорам окружающих являлись не столько их платья, сколько плечи и всё остальное.
   - Баня, сущая баня, - сказал Ржевский Давыдову, когда они устроились в партере. - При Петре Великом, говорят, мужики и бабы вообще вместе мылись. Славное было времечко!
   - Скажешь, опоздали мы появиться на свет?
   - Ничего, мы, гусары, своего не упустим. Но какого черта мы сели в партер? Сверху было б лучше видно.
   - Ты собигаешься смотгеть на сцену? - подколол его Давыдов.
   - Я говорю о дамских декольте.
   - О, ты пгав, это самое стоящее из того, на что следует обгащать внимание в опеге. Декольте... Подумать только, бгатец, что там скгывается - для нас давным-давно уж не секгет. Но всё гавно интегесно!
   Ржевский уставился на приятеля.
   - Чего, чего?
   - Я говогю, столько сисек на своем веку пегевидел, а всё гавно интегесно.
   - Не ожидал, Денис, услышать от тебя о женщинах такое... Ну, ладно, ты как хочешь, а я пошел наверх.
   Покинув партер, Ржевский заскочил в буфет и пропустил там для бодрости две стопки коньяка. Потом, прихватив бутылку шампанского, перебрался на бельэтаж, где принялся деловито обследовать ложи.
   Он открывал одну дверь за другой, наметанным глазом уясняя обстановку. Как назло, одинокие женщины не попадались. Хорошеньких девушек непременно сторожили их родители или близкие родственники - всякие там напомаженные тетушки или дядюшки; при более зрелых дамах восседали их мужья или любовники; даже старухи - и те не страдали от одиночества, окруженные своими внуками и правнуками.
   - Бонжур, мадам, - говорил с улыбкой Ржевский, вторгаясь в очередную ложу, чтобы через мгновение, разведя руками, сердито буркнуть: - Пардон, месье, оревуар, - и закрыть дверь.
   Странные метания молодого офицера были замечены капельдинером. Служащий остановил поручика в коридоре, когда тот со вздохом разочарования покидал последнюю в этом ряду ложу, где прелестную молодую даму пас увенчанный сединами вельможа.
   - Вы не можете найти свое место, сударь? - вежливо осведомился капельдинер.
   - Да, любезный, я просто не нахожу себе места! - раздраженно ответил поручик. - У вас всегда такой аншлаг?
   - Покажите, пожалуйста, ваш билет, сударь. Я вам помогу.
   - Мне сейчас может помочь лишь одно из двух: либо смазливенькая барышня с пухлыми губками и стройной ножкой, либо полная кастрация.
   - Простите, что-с?
   - Экий ты, братец, тугодум! Кстати, нет ли у вас здесь отдельных кабинетов, где можно было бы раздавить с дамой бутылку шампанского?
   Служащий понимающе улыбнулся:
   - Ну-у, разве что в уборной.
   - Чего? Ты, старый боров, предлагаешь мне, гусару, запереться с дамой в сортире?! - Оскорбленный в лучших чувствах поручик схватил его за грудки. - Хрустальных люстр понавешали, со всей Москвы красивых баб наприглашали - и никаких удобств! Негде с дамой посидеть, кроме как в клозете.
   - Ваше благородие, не виноват, отпустите, - бормотал перепуганный до смерти капельдинер. - Я имел в виду артистическую уборную, где артистки переодеваются.
   Ржевский тут же ослабил хватку.
   - Что? Переодеваются, говоришь? Это хорошо. Объяснишь, как туда попасть - рубль серебряный получишь.
   - А...
   - А не объяснишь - бутылкой по голове!
   И капельдинер выложил поручику как на духу, где расположены артистические уборные.
   - Только сейчас там никого нет, - заговорщически добавил он. - Все артистки на сцене.
   - А когда появятся?
   - После окончания первого действия. Минут, этак, через двадцать-тридцать.
   - Я столько не вытерплю!
   Ржевский раскинул мозгами.
   - Скажи-ка, любезный, а что за фрукт сидит вот в этой ложе, - сказал он, показав на крайнюю дверь.
   Служащий осторожно заглянул в ложу.
   - Граф Бурёнкин с любовницей, - сообщил он. - Заядлый театрал.
   - А жена у него есть?
   - Есть. Только он больше всё с другими барышнями приходит.
   - Отлично-с! Теперь мне срочно нужны перо, чернила и бумага.
   Капельдинер отвел поручика в служебное помещение. Откупорив для вдохновения бутылку шампанского и осушив ее из горла, Ржевский быстро набросал записку:
  
   " Графу Бурёнкину,
   совершенно интимно
  
   Ваше сиятельство, довожу до Вашего сведения, что в то время, как Вы услаждаете свой слух в опере, Ваша законная супруга услаждает свое тело в объятиях своего любовника.
  
   Искренне Ваш, Робинзон Крузо".
  
   Едва Ржевский отложил перо, как из буфета вернулся капельдинер, посланный им за второй бутылкой шампанского и двумя бокалами. Поручик взял у него шампанское и бокалы и отдал ему записку.
   - Поди вручи графу. Скажи, что очень срочно.
   Капельдинер зашел в ложу. Не прошло и минуты, как оттуда выскочил граф Бурёнкин с вытаращенными глазами и багровыми пятнами по всему лицу.
   - Карету мне. Карету! - восклицал он, сжимая кулаки. И убежал куда-то вдаль по коридору.
   Наградив капельдинера рублем, поручик вошел в оставленную графом ложу.
   - Бонжур, мадемуазель, - сказал он, приложившись к руке растерянно уставившейся на него девушки, которая тем не менее руки не отдернула. - Имею честь, поручик Ржевский!
   - Камилла.
   - Очень мило.
   Поручик еще раз поцеловал ей пальчики и присел рядом.
   - Свято место пусто не бывает. Не правда ли, сударыня?
   - Ничего не понимаю, - заговорила она, нервно обмахиваясь веером. - Объясните мне в чем дело, поручик. Куда девался граф?
   - Он уже не вернется. У него ponos.
   - Какой кошмар!
   - А, пустяки. Если не возражаете, я постараюсь вам его заменить.
   Она лукаво улыбнулась.
   - Вообще-то я не то, что бы... а впрочем, почему бы и нет?..
   - Ну и чудесно. Предлагаю начать с шампанского. Держите бокалы, а я пока займусь бутылкой.
   - Но я не привыкла пить вино с незнакомыми мужчинами.
   - Какой же я незнакомый, сударыня? Меня в Москве каждая собака знает. А вы вдруг - нет? Не может такого быть!
   - Я слышала о вас, но...
   - Никаких "но", солнышко.
   Бесшумно откупорив бутылку, поручик разлил шампанское по бокалам.
   - За нашу встречу, - сказал он. - За ваши шелковые плечи... и всё остальное!
   Они выпили. Ржевский пожирал Камиллу глазами.
   "Как мизинчик оттопыривает, чертовка!" - подумал он и положил ей руку на колено.
   - Поручик, вы перепутали, - с улыбкой сказала она, неторопясь допивая свой бокал.
   - Что такое?
   - Это не подлокотник, а моя нога.
   - Да-а? - Ржевский пощупал у себя под рукой. - Пардон, я не подозревал, что у вас такая стройная ножка. Оперся не глядя.
   - Что же вы никак не уберете?
   - Подлокотник, нога... какая, к черту, разница? - промурлыкал он, целуя ее под ушко.
   - Шея, колонна... - с усмешкой передразнила она, прикрывая веером декольте. - Что вам моя шея? Поцеловали бы колонну!
   - Колонна холодная, а вы такая горячая...
   Он опять тянулся к ней губами.
   - Поручик, мы все-таки в театре, - игриво уклонялась она. - Это же храм искусства. Здесь полагается слушать оперу.
   - Необязательно. Слышите, как храпят в соседней ложе?
   Камилла тихонько засмеялась в кулачок. Поручик снова наполнил бокалы.
   - Я хочу выпить за то чувство, от которого хочется петь, - сказал он. - За любовь!
   После второго бокала Камиллу неожиданно развязло. И она позволяла Ржевскому целовать себя, сколько душе угодно. Душа поручика была ненасытна.
   Нешуточные страсти, кипевшие в их ложе, постепенно стали привлекать внимание публики на противоположной стороне бельэтажа. И вскоре почти все сидевшие там зрители, и думать забыв о представлении, дружно пялили глаза на разбушевавшуюся парочку.
   Внезапно под натиском поручика у его дамы выскочила из декольте грудь, и публика ахнула.
   Между тем действие на сцене продолжалось, и этот протяжный вздох зрителей артисты отнесли на свой счет. А тенор даже так разволновался, что дал петуха и чуть было не свалился в оркестровую яму.
   - Смотрите, на нас показывают пальцем, - говорила Камилла, поспешно пряча грудь обратно.
   - Какая невоспитанная публика, - соглашался Ржевский, мешая ей оправить платье. - Что за грудка! Куда вы ее? Ну зачем? Во времена Ренессанса женщины вообще ходили с вырезом до пупа.
   - Я тоже не прочь, но, к сожалению, у нас сейчас ампир.
   - Подумаешь, вампир, - не расслышал поручик. - Вампир, упырь... Со мною рядом, милая, ничего не бойтесь.
   Прикончив бутылку, он устроил Камиллу себе на колени.
   - Нет, дайте ножку, - требовал он, пытаясь приподнять край ее платья.
   - Поручик, но на нас же смотрят!
   - Пускай смотрят, мы не в лесу.
   В бельэтаже напротив публика начинала потихоньку сходить с ума.
   - Князь, я запрещаю вам смотреть на это безобразие! - повизгивала старая княгиня, вырывая из рук у мужа лорнет. - Это же разврат, besstydstvo, rasputstvo!
   В соседней ложе мать ссорилась по тому же поводу со своими молоденькими дочерьми.
   - Анна, перестань вертеться! Смотри на сцену, - говорила она, закрывая младшей дочери лицо афишей. Но тогда старшая дочь в свою очередь начинала таращить глаза на противоположную сторону. И мать набрасывалась уже на нее:
   - Эмилия, так и знай, я лишу тебя пирожных!
   Наконец, обе девицы разревелись, зарывшись лицом в ладони.
   - Слава богу, - с облегчением вздохнула их мамаша и принялась наблюдать, как поручик Ржевский целует своей даме обнажившуюся до колена ножку.
   - Как вы думаете, граф, - рассуждал барон Леже, обращаясь к своему соседу по ложе, - он ею таки овладеет или бросит дело на середине?
   - Желаете пари, барон? - невозмутимо отвечал граф Нулин.
   - Согласен. Ваша ставка?
   - Пять тысяч.
   - Ассигнациями?
   - Разумеется.
   - Хорошо, согласен. Итак, ваше мнение, граф?
   - Мне кажется, барон, мы с нашим пари уже опоздали.
   - Вы полагаете, они уже?..
   - Не сомневаюсь. А с какой стати эта дамочка вдруг стала так странно подпрыгивать?
   - Хм, действительно...
   А поручик Ржевский, совершенно не беспокоясь, что кто-то может заключать на него пари, в данную минуту объяснял Камилле, какие у лошади бывают аллюры. При этом он изображал лошадь, а сидевшая у него на коленях девушка - наездницу.
   - И-го-го! Крепче держитесь в седле, душечка, - говорил Ржевский. - Галопом мчатся - это вам не бисером вышивать.
   - Поручик, вы меня уроните!
   - Спокойно, голубушка, перехожу на рысь.
   - А может, перейдем на шаг?
   - Устали, милая?
   - Немножко укачало.
   - А мы, гусары, так с утра до вечера и с вечера до утра - то с лошадьми, то с прекрасным полом. Сплошные аллюры!
   - Тпру-у-у! - весело скомандовала девушка.
   Но Ржевский не послушался.
   - Последний аллюрчик, голубушка. Вы знаете, что такое иноходь?
   - Нет.
   - Это когда у лошади скачут попеременно то левые ноги, то правые. Сейчас покажу.
   И поручик стал раскачивать свою наездницу, двигая то левой, то правой ногой.
   - Такой аллюр весьма хорош для больших расстояний, - пояснял он. - Однако, ежели дорога неровная, иноходец может запросто споткнуться.
   Ржевский так увлекся, что решил показать девушке, как спотыкается иноходец. В результате чего оба оказались на полу.
   - Не беда, - рассудил поручик, устраиваясь на Камилле поудобнее. - Я вас, душенька, покатал, теперь вы меня покатаете.
   Она отвечала ему пьяной улыбкой. Но только она раскинулась, как дверь в их ложу распахнулась и сюда ворвался высокий господин с прилизанными волосами.
   - Извольте прекратить, сударь! - вежливо, но твердо сказал он поручику. - Своим поведением вы отвлекаете публику от оперы.
   За его спиной толпилось несколько человек с возмущенными лицами и похабными глазками.
   Нехотя высвободившись из объятий девушки, Ржевский встал на ноги.
   - Какого черта, любезный? Кто дал вам право врываться без стука, когда я здесь с дамой! Мною уплачены деньги, и я попросил бы вас выйти вон.
   - Вы не в борделе, сударь.
   - Да? - с сарказмом произнес поручик. - Выходит, я ошибся адресом?
   - Ошиблись!
   - С кем, простите, имею честь?
   - Я директор театра, - ответил прилизанный господин. - Позвольте ваш билет.
   Ржевский порыскал по карманам.
   - Вот, прошу.
   - Ваше место в партере, сударь, - сказал директор, взглянув на его билет. - Если вы собираетесь смотреть второе действие, прошу вас спуститься вниз и занять свое место до окончания антракта.
   - Антракт?! - возбужденно воскликнул поручик, мгновенно вспомнив о переодевающихся в уборных актрисах. - Вы сказали, сейчас антракт?
   - Да.
   - Сколько он еще продлится?
   Директор театра с важным видом взглянул на свои карманные часы.
   - Десять с половиною минут. Вы успеете.
   - Вы думаете?
   Ржевский тут же прикинул в уме: "Полминуты - на поиски, минута - на представление, две - на объяснение, три - на ухаживание. И четыре - на любовь. Маловато, но, пожалуй, что успею."
   Растолкав скопившихся на пороге любопытных, он пулей рванулся из ложи.
   - Куда же вы, поручик! - истошно крикнула ему вслед Камилла, но ему было уже не до нее.
  
   Глава 11
   Богиня грез, мечта феерий
  
   В начале коридора с артистическими уборными стеной стояли несколько служащих театра, сдерживая натиск неистовых поклонников, жаждущих преподнести цветы своим любимым артисткам. Поскольку в представлении было занято аж три певицы, число их поклонников перевалило далеко за дюжину. Все они орали, умоляли, требовали пропустить и размахивали букетами.
   - У меня цветы завянут! - кричал один.
   - Я до конца оперы застрелюсь! - вторил другой.
   - Пустите меня, я только вручу цветы! - хитрил третий.
   - После третьего акта, господа, - отвечали служащие, не отступая ни на шаг, - милости просим, господа, после третьего акта. Сейчас не велено.
   Ржевский признал в одном из служащих капельдинера, с которым он уже имел сегодня дело. Протиснувшись сквозь бурлящую толпу, поручик незаметно отобрал у самого крикливого поклонника один из трех букетов, которыми тот грозился разнести весь театр, и, подмигнув знакомому капельдинеру, громко прокричал:
   - Фельдъегерь Его императорского Величества! Срочно! Букет от императора - французской примадонне! Где Луиза Жермон?
   - Третья дверь налево, - ответил капельдинер, пропустив его себе за спину, и стал объяснять возмутившимся поклонникам: - Успокойтесь, господа, это государев фельдъегерь. У него служба такая.
   - Я тоже фельдъегерь! - воскликнул Денис Давыдов, напирая на капельдинера грудью. - Пусти меня!
   - Будете буянить, ваше благородие, полицию вызовем.
   "Ай, Ржевский, плут, мошенник, - подумал Давыдов, - обскакал меня на повороте!"
   Толкнув заветную дверь, поручик Ржевский увидел Луизу Жермон, сидевшую в роскошном голубом платье возле большого зеркала. К его изумлению, примадонна была не одна. Перед ней стоял на коленях какой-то безусый юнец и, прижимая к груди руки, что-то страстно лепетал. Она небрежно внимала ему, любуясь собственным отражением в зеркале.
   Заметив появившегося в дверях гусара, примадонна живо обернулась.
   - Имею честь, поручик Ржевский! - представился он, щелкнув каблуками.
   - Луиза, - охотно откликнулась она.
   - Кто?.. что?.. - испуганно пролепетал юнец.
   - Что смотришь, как на пряник? - нетерпеливо бросил ему Ржевский. - Освободите место, юноша, мне некогда.
   - Когда?.. чего?..
   Поручик схватил его одной рукой за шиворот и поднял с колен.
   - Не путайтесь у меня под ногами, любезный. Антракт на исходе, черт вас возьми!
   - Что это значит, сударь?
   - Это значит, мой маленький Керубино, что я собираюсь выставить вас вон.
   Но юный поклонник Луизы Жермон продолжал отчаянно упираться.
   - Я протестую! Вы... вы не имеете права. Я буду требовать от вас удовлетворения.
   - Я мальчиками не интересуюсь. Удовлетворения просите в другом месте. А если вам хочется дуэли, всегда к вашим услугам. Но не сегодня!
   Вытолкнув юнца за порог, Ржевский запер дверь на задвижку и повернулся к смущенно улыбающейся примадонне.
   - Богиня грез, мечта феерий! - воскликнул он, опустившись перед ней на одно колено и протягивая цветы. - От вашего голоса, ей-богу, с ума можно спрыгнуть. Я от соловья таких песен не слыхал. Вы только рот откроете, а у меня уже мороз по коже.
   - Мерси, - улыбнулась Луиза, принимая от него букет.
   - Как ваши очи светят ярко! Я полюбил вас с той минуты, как увидел...
   - О, вы любите меня уже больше часа! - перебив, засмеялась она.
   "С объяснением покончено, - подумал Ржевский. - Начинаю ухаживать".
   - Нет, дайте локоть, - сказал он. - Только один поцелуй, молю.
   Луиза Жермон не давалась, пряча от него свои обнаженные локти. И неожиданно заговорила на ломаном русском.
   - О, я знать один ваш пословиц. Палец в рот не клади, а то... как это?.. вся погибнешь...
   - От любви, - пылко закончил Ржевский. - От любви и помереть не страшно... Кстати, вы не скажете, сколько до конца антракта?
   - О, вам не терпится увидеть меня на сцене?
   "В постели, душечка, в постели," - мысленно поправил ее поручик.
   - Так сколько же до конца, душа моя?
   - Кажется, он очень близко, - она подняла вверх указательный пальчик. - Слышите колокольчик?
   - Слышу. Это звенит мое разбитое сердце!
   Время на любовь таяло с головокружительной быстротой. Втиснувшись в кресло возле француженки, Ржевский обнял ее обеими руками за талию и стал осыпать поцелуями. Она испуганно пряталась от него за букетом цветов.
   - Луиза, ангел, мы успеем, - горячо шептал поручик. - Всего один раз, молю.
   - О нет, нет, вы сумасшедший. О чем вы говорите!
   С трудом вырвавшись из его объятий, она отбежала к стене.
   - Простите, но сейчас мой выход, а мне еще нужно подтянуть чулки, - сказала она и невинно потупилась.
   У поручика Ржевского потемнело в глазах.
   - Я помогу вам! Мадемуазель, поверьте, мне это раз плюнуть.
   - Я стесняюсь.
   - Какой, к черту, стыд! Мы же не дети.
   - Ах, не приближайтесь. Месье, - она капризно топнула ножкой, - из-за вас я никак не могу войти в образ.
   - Предоставьте это мне.
   - Что?
   - Войти в ваш образ, - проникновенно сказал Ржевский.
   Она тряхнула волосами.
   - Я не понимаю ваш французский!
   - У меня такой сильный акцент?
   Луиза Жермон прижалась спиною к двери. Ржевский прижался всем телом к Луизе.
   - Акцент у вас, действительно, сильный, - прошептала она.
   - Так в чем же дело, милая?
   - Мне пора на сцену. Сейчас начнется второй акт.
   - Первый, голубушка, первый. А потом уж будет вам и второй, и третий, и четвертый...
   Луиза толкала задом дверь, но та не открывалась. Между тем поручик стремительно развивал наступление.
   - Что вы делаете, месье? - взвизгнула примадонна.
   - Подтягиваю вам чулки, мадемуазель. Вы ведь этого хотели.
   - Да... то есть нет. Нет! - Она опять сбилась на ломанный русский. - Отдайте моя нога... я не хотеть... Мне пора!
   - Давно пора, голубушка, давно. Я совсем уж изнемог.
   - Но мой опера... мой зритель...
   - Зрители нам сейчас ни к чему.
   Ржевский был уже готов расстегнуть штаны, но в этот момент француженке все же удалось нащупать за спиной задвижку.
   Дверь распахнулась, и они оба в объятиях друг друга вывались в коридор, приземлившись на ковровую дорожку.
   Ржевский, разумеется, оказался сверху. Луиза Жермон бессильно закатила глаза. Но воспользоваться всеми преимуществами своего положения поручику было не дано. Из дальнего конца коридора к ним уже со всех ног бежали вопящие от негодования и зависти поклонники.
   - Какое неслыханное нахальство, господа!
   - Это называется, вручил букет от императора!
   - Хорош фельдъегерь!
   - Снимите его с нее! Снимите!!
   Набросившись на Ржевского, они стали стаскивать его с Луизы Жермон. Поручик отбивался, как мог.
   - Я люблю ее! - кричал он. - Мне суждено гадалкой шатенку полюбить!
   Луиза в возникшей суматохе уже давно успела убежать, а драка все продолжалась.
   Денис Давыдов, хоть он и благоволил французской певице, отдав должное гусарскому братству, принял сторону Ржевского.
   - Подите пгочь, чегти! - кричал он, лупя озверевших поклонников направо и налево. - Куда вы пготив кавалегии, засганцы штатские!
   Гусарская удаль и сноровка в конце концов одержали верх над холёностью и зажратостью московских щеголей. Заодно досталось и капельдинерам. Раскидав по всему коридору стонущие и хнычущие тела, гусары с улыбкой посмотрели друг на друга и сердечно обнялись.
   - Спасибо, Денис, - сказал поручик. - Я у тебя в долгу.
   - Пустое, бгатец. Но, Гжевский, кажется, тебя можно поздгавить с очегедной победой?
   - Увы, я не успел. Черт побери, а счастье было так возможно!
   - Не пегеживай, как говогится, много женщин есть на свете... Идем, что ли? Втогое действие начинается.
   - К черту всё! Где Луиза Жермон?
   - Небось, уже на сцене. Стой, куда ты?
   - За кулисы. Наша песенка еще не спета!
   И, перепрыгивая через валявшихся повсюду измочаленных франтов, поручик побежал в другой конец коридора.
   Денис Давыдов пожал плечами и отправился в партер.
  
   Глава 12
   Женщина как сладкое нечто
  
   Граф Пьер Безухов появился в опере незадолго перед началом второго действия. Он сразу же пошел в первый ряд партера, поскольку даже в очках видел немногим дальше своего носа. Но первый ряд был весь занят. Толстяк полез во второй. Отдавив добрый десяток мужских и женских ног, извиняясь и раскланиваясь, он добрался до свободного места. Сел, пукнул, смутившись, заерзал задом, давая понять соседям, что это был только скрип его сидения, и, наконец, затих.
   Пьер не впервые оказался на опере Моцарта "Так поступают все". Он прекрасно знал либретто и этим вечером мог бы спокойно лежать у себя дома на диване с какой-нибудь умной книжкой, размышляя о высоких материях.
   И тем не менее он счел необходимым приехать в оперу.
   Назойливая мысль свербила его мозг. Как утверждали злые языки, Луиза Жермон, исполнявшая партию Фьордилиджи, была привлекательней и красивее, чем его жена. Подумать только: какая-то заезжая французская певичка и красавица Элен - признанная звезда светского общества! И хотя Пьер был сейчас с женой в глубокой ссоре, уязвленное самолюбие всемирного фармазона не давало ему покоя и требовало немедленно установить истину.
   Повертев головой, Пьер заметил в одной из лож бенуара огромное белое пятно. Он сразу догадался, что это - Элен. Он узнал смутные очертания ее голых плеч. Такое обилие голого тела могла представить всеобщему обозрению только одна из известных ему светских дам - его собственная жена!
   "Prostitutka, baba golaja, куртизанка besstyzhaja, - думал Пьер. - Боже, и эта suchka - моя жена! И я ревную ее, бешусь, и хочу, чтобы она была лучше всех. Нет, я идиот!"
   Вокруг Элен, словно пчелы, вертелись темные пятна мужчин - поклонников ее божественной красоты.
   Пьер вдруг вспомнил свой медовый месяц и мучительно покраснел. Он тогда так старался: пыхтел, тужился, раздувал щеки, обливался потом, - и всё ради того, чтобы в награду услышать от своей молодой супруги снисходительное "мерси" с ленивым упреком "mon cher, еще минута - и вы бы меня раздавили!" Иногда Пьер искренне жалел, что не смог дотянуть до этой минуты, тем паче, что другого такого случая ему больше не представилось.
   Отвернувшись от ложи Элен, Пьер сердито уставился на сцену.
   Началось второе действие.
   На сцене появились три женщины. И запели. Две из них изображали сестер Фьордилиджу и Дорабеллу, а третья играла роль их служанки.
   Сестры возмущались дерзостью своих новых кавалеров, с которыми они познакомились в первом действии. Служанка их уговаривала, уверяя, что все мужчины отпетые кобели и надо принимать их такими, каковы они есть.
   Пьер тщетно пытался определить, какая из певиц - Луиза Жермон. Все певицы казались ему на одно лицо, представляясь в виде трех цветастых силуэтов. Он снял очки и, подышав на них, протер стекла об манишку. Но это не помогло.
   Рядом с Пьером сидел знакомый ему вице-адмирал. Старый моряк смотрел на сцену в подзорную трубу, при этом он облизывался и причмокивал губами.
   Пьер попросил у него прибор.
   - Только ненадолго, голубчик, - сказал вице-адмирал, с заметной неохотой.
   - Вы не подскажете, которая из певиц Луиза Жермон? - смущенно спросил Пьер.
   - Смазливая шатенка в голубом. Она, конечно, прелесть как хороша, но рекомендую взглянуть на девицу в розовом. - Вице-адмирал склонился к самому уху Пьера. - У малышки совершенно прозрачный лиф, и даже можно заметить... хэ-хэ... кое-какие детали.
   - Какие детали?
   - Две темные пуговки.
   - Что мне до пуговиц? - сказал Пьер, и вдруг, зная свою рассеянность, не на шутку испугался: - Мы ведь не в пассаже? А?
   - Граф, голубчик, вы не поняли. Неужто вы не видите... хэ-хэ...
   Когда до Пьера дошло, на что намекает его сосед, он чуть не выронил подзорную трубу. Ведь женщина, не какая-нибудь, а женщина, как сладкое нечто, женщина, всякая женщина, нагота женщины мучила его. С детских лет и доныне он терзался тревожными раздумьями, что было бы, если б люди вдруг вздумали ходить повсюду голыми (и в театр, и на бал, и в гости): не исчезла бы тогда для мужчин загадочная притягательность женского тела? не упала бы рождаемость? не разорились бы продажные женщины? не утратил бы своего значения стриптиз? И не сошел бы весь мир с ума?
   Пьер не находил ответа. И даже братья-масоны были бессильны помочь ему разобраться в этих сакраментальных вопросах.
   - Беда в том, - робко проговорил Пьер, словно разговаривая сам с собой, - что мы ищем источник блаженства извне, а, между тем, он заключен в нас самих. Женщина - это... нехорошо, плохо...
   - Вы сторонник Онана, граф? - уставился на него вице-адмирал. - Стыдитесь, он же был простой пастух!
   Пьер ничего не отвечал, вновь обратив свой взор на сцену. Луиза Жермон и впрямь была очаровательна. Но, наведя трубу на ложу Элен, он нашел, что его жена безусловно красивее. Разрешив свои сомнения на этот счет, Пьер со спокойной душою отдал свое внимание опере.
   Действие происходило в саду. Двое мужчин, одетых в албанские костюмы, ухаживали за сестрами Дорабеллой и Фьордилиджей. Мужчины старательно пели, объясняясь им в любви. Женщины охотно пели им что-то в ответ, но особых вольностей, впрочем, не дозволяли, игриво ускользая от объятий.
   И тут Пьер с удивлением заметил, что из-за одного из деревьев выглядывает чье-то усатое лицо и лицо это с нескрываемым интересом следит за перемещениями Луизы Жермон. Наведя резкость, Пьер без труда узнал поручика Ржевского!
  
   Глава 13
   Брависсимо!
  
   Когда поручик Ржевский, расставшись с Давыдовым, пошел искать черный ход за кулисы, он заплутал в коридорах и неожиданно оказался в служебном помещении театрального буфета. Там он выдул бутылку превосходного портвейна, на скорую руку овладел смазливенькой посудомойкой (причем не встретив в ее стороны ни малейшего сопротивления), закусил это дело бутербродом; потом подрался с поваром и, наконец, прихватив с собой бутылку хереса, отправился на дальнейшие поиски Луизы Жермон.
   Хмель туманил поручику мозги и заплетал ноги. Но фортуна ему благоволила. И вскоре он уже стоял за картонным дубом в глубине сцены, попивая из горла херес и поглядывая украдкой на прелестную француженку, певшую что-то на итальянском языке.
   Ржевский не понимал ни слова из того, о чем пел сейчас квартет артистов, но развязное поведение двух пижонов, крутившихся возле дам, не вызывало у него никаких сомнений относительно их намерений.
   "Того гляди в кусты потащут", - думал поручик. Особенно его раздражал расфуфыренный франт, назойливо пристававший к Луизе Жермон.
   Реальность и вымысел смешались в голове Ржевского в один непристойный сюжет. И когда франт взял Луизу за руку, терпение поручика лопнуло.
   На свою беду ухажер Луизы оказался как раз неподалеку от дуба, за которым прятался Ржевский. Поручик толкнул в его сторону картонное дерево, после чего быстро перебежал за соседнее.
   Плоская крона дуба с треском соприкоснулась с головою несчастного франта. Однако тот, благодаря своей шляпе с пышными перьями, умудрился устоять на ногах и, более того, помог Луизе установить дерево на место.
   В зале раздались смешки. Но большинство зрителей по достоинству оценили находку постановщика.
   "Дуб упал, но жизнь не кончена!" - подумал Андрей Болконский, сидевший в своих белых штанах в ложе для почетных гостей.
   - Какая удивительная аллегория! - щебетала в бенуаре молодая княгиня Билянкина. - На влюбленного падает дерево, а он как ни в чем не бывало объясняется в любви.
   - Я трактую это несколько иначе, - напыщенно отвечал ее муж, князь Билянкин. - Дерево изображает дуб, а дуб - символ мудрости. Стало быть, на Феррандо обрушилась сама мудрость, но он не внял голосу разума и не отступился от Фьордилиджи, несмотря на то, что она - невеста Гульемо, а он сам - жених Дорабеллы.
   - От ваших заумных рассуждений, князь, у меня начинается мигрень!
   - Старайтесь по-меньше думать, дорогая, и всё пройдет.
   Оркестр не замолкал ни на секунду, и артисты продолжали вдохновенно исполнять свои заученные партии.
   Ржевский стоял за развесистым кленом и, допивая херес, грозно сверлил глазами ухажера Луизы. Ведь этот наглый франт, с того момента, как на него свалился дуб, уже не то, чтобы брал Луизу за руку, а вообще норовил повиснуть на ней всем телом.
   Дергая себя за ус, поручик вынашивал план мести. Хорошо было бы уронить на соперника клен. Но дерево могло заодно задеть и ни в чем не повинную примадонну.
   В сердечных делах Ржевский долго рассуждать не любил. И потому, допив бутылку, он решительно рванулся вперед, чтобы заключить француженку в свои объятия. При этом он нечаянно зацепил дерево локтем.
   Клен упал, и за ним, как костяшки домино, за одну минуту в саду попадали все деревья, а заодно рухнули и декорации, изображавшие беседку.
   - Буря в сердцах, буря в природе! - восхищалась княгиня Билянкина, наблюдая за тем, как артисты в панике мечутся по сцене, уворачиваясь от падающих декораций. - Как интересно задумано, князь, и, главное, как свежо!
   - Вам свежо только от того, дорогая, что вы обмахиваетесь веером, - сердито отвечал ее супруг. - Пусти вас сейчас на сцену - вас непременно придавило бы беседкой. Я удивляюсь безрассудству постановщика. Он покалечит всех своих артистов.
   - Какой же вы зануда, князь! Вы пришли в оперу, чтобы наслаждаться, а все ворчите и ворчите.
   - Наслаждаться я буду в другом месте, княгиня.
   - Очень остроумно!
   - Пусть и не слишком остроумно, зато какая приятная мысль...
   Когда пыль на сцене развеялась, взору зрителей предстал поручик Ржевский, держащий в объятиях Луизу Жермон. Поручик страстно ее целовал. Луиза слабо сопротивлялась. Они стояли на самом краю сцены возле оркестровой ямы. Гульемо, Феррандо и Дорабелла медленно уползали со сцены.
   - Занавес! - истошно крикнул директор театра.
   - Браво! - воскликнул кто-то на галерке.
   - Браво! Брависсимо! - понеслось по рядам. - Браво! Бис! Бис!!
   Занавес быстро опустился. Но поручик и Луиза Жермон все равно остались стоять на виду у всей публики.
   - Пустите, месье, - умоляла француженка, пытаясь освободиться из его объятий. - Перестаньте же, наконец, меня целовать...
   - Но, мадемуазель, зрители бисируют. Им нравится, как я это делаю.
   Публика и в самом деле неистовствовала. Кто-то бил в ладоши, кто-то смеялся, кто-то утирал слезы умиления. В оркестровой яме дирижер отчаянно молотил своей палочкой по пюпитру, скрипачи стучали смычками по струнам своих скрипок, - что на языке музыкантов означало наивысшую похвалу.
   Под воздействием высокого искусства сентиментальные мужья принялись тискать в ложах своих жен, и Пьеру Безухову тоже вдруг захотелось помириться с Элен, чтобы на правах супруга вновь целовать ее мраморные плечи. Но заглянув через подзорную трубу в ее ложу, он увидел, что его жена уже вовсю целуется с каким-то стройным адъютантом. Сжав кулаки, Пьер стал выбираться из своего ряда.
   Между тем многочисленные поклонники Луизы Жермон поспешили на сцену - выручать парижскую примадонну из объятий пьяного поручика.
   Но Ржевский не собирался выпускать из рук свое сокровище, и завязалась драка.
   - Гусагы, бгатцы! - вскричал Денис Давыдов, вскочив на кресло. - Не дадим в обиду нашего бгата!
   И вскоре на краю огороженной занавесом сцены завертелась лихая карусель. Офицеры обнажили клинки. Кавалеристы рубились с пехотными командирами. Купцы бились на кулаках с чиновниками. Графья таскали за волосы князей и баронов.
   О Луизе Жермон никто уже и не вспоминал, тем более, что ей, к счастью, вовремя удалось убежать.
   Постепенно драка распространилась и на оркестровую яму за счет падавших туда драчунов. Отобранные у музыкантов флейты и скрипки тут же пускались в дело. Особым расположением у дерущихся пользовались ударные инструменты.
   Занавес за пять минут был изрублен в клочья, и сражение заняло уже всю сцену. В ход пошли фрагменты и элементы декораций. Какой-то удалой купец долго кидался в своих противников картонными деревьями, а потом обрушил им на головы крышу от садовой беседки. По сцене из конца в конец летали флейты, трубы, скрипки.
   - Всех покалечу! - орал какой-то подполковник, размахивая шашкой, которую в горячке забыл извлечь из ножен.
   - Искусство требует жертв! - вторил ему юнкер с совершенно ненормальными глазами и пускал в воздух оркестровые тарелки.
   Ржевский находился в самой гуще событий. На него наседали со всех сторон, но он яростно отбивался.
   В зрительном зале тоже кипели страсти. Пьер Безухов на глазах у рыдающей Элен утюжил ее молоденького адъютанта мордой об бархатную перегородку бенуара. Остальная публика носилась по рядам, ломая кресла. Все что-то кричали, не слыша ни себя, ни других.
   Вдруг отчетливо прогремело несколько выстрелов. Это палила в воздух ворвавшаяся в партер полиция.
   - Ррразойдись!! - проревел на весь зал офицер жандармерии. - Концерт окончен!
   Денис Давыдов пробился к Ржевскому, который в этот момент надевал на голову толстощекому прапорщику огромный барабан.
   - Пошли отсюда, Гжевский, - сказал Давыдов. - Повеселились и хватит.
   - Я только разошелся!
   - Полиция, бгатец. Видишь, сколько понабежало. Ну их! К чегту связываться? Поехали-ка лучше ужинать.
   И он потащил поручика за кулисы.
   - А я и не знал, Денис, что в опере можно так славно покутить, - пьяно усмехался Ржевский, шевеля усами. - Теперь, пожалуй, я стану завзятым театралом, провалиться мне на этом самом месте!
   Поручик оступился и полетел по лестнице кувырком.
  
   Глава 14
   Похмелье
  
   Проснувшись на следующий день, поручик Ржевский обнаружил себя в постели с незнакомой барышней, в которой он спросонья чуть было не признал Луизу Жермон. Но это была не она.
   Голова трещала невыносимо, и поручик вдруг решил, что ему вообще это все только снится. Он протер глаза, но видение женщины не исчезло.
   Ржевский пригляделся.
   Барышня была довольно симпатичная, лет двадцати пяти. Она лежала на боку, положив под щеку ладонь, и тихонько посапывала.
   Пробуждение в подобной компании говорило о том, что вчерашний день был прожит не зря. Однако Ржевский никак не мог вспомнить, где он подцепил эту прекрасную незнакомку и где вообще они находятся. А между тем от решения этого вопроса зависело, должен ли он был расплатиться с ней наличными за оказанную ему вчера услугу или, напротив, она должна была поставить ему магарыч за доставленное ей удовольствие.
   - Подъем! - скомандовал Ржевский, тронув девушку за плечо. - Кто рано встает, тому Бог подает.
   Барышня перевернулась на спину и, приоткрыв глаза, сладко зевнула.
   - А кто поздно ложится, тому леший присниться, - сказала она, потрепав поручика за шевелюру.
   - Ну и что - приснился тебе леший?
   - А зачем ему сниться, когда он и без того со мною спал?
   - Это я, что ли, леший?
   Она засмеялась.
   - Вы бы, миленький, на себя вчера взглянули. Тако-ой лохматый, тако-ой бойкий. От вас столько шуму было, как будто вы из лесу сбежали.
   - Поздно вчера легли, душечка? - спросил Ржевский, целуя ее в щечку.
   - Легли рано, заснули поздно. А вы разве ничего не помните?
   - Ни грамма! Видать, пьян был до бесчувствия.
   Она с озорством лизнула ему кончик носа.
   - Ну уж прям до бесчувствия... Чувств было через край. Я не жалуюсь.
   Ржевский заключил ее в объятия.
   - Как хоть тебя зовут, голубушка?
   - Таня.
   - Мы где, простите, познакомились?
   - У генерала Скуратова на квартире. Вы с приятелем пришли, с маленьким таким, кучерявым.
   - С Денисом Давыдовом?
   - Да я не знаю, как его звали. Только он всё на букву "р" прихрамывал, а вы - на обе ноги. Ругались, что в опере крутые лестницы.
   - А-а, припоминаю. Погоди-ка... - Ржевский потер лоб. - Я, кажется, с кем-то там повздорил?
   - С полковником Зайцевым.
   - Из-за женщины конечно?
   - Из-за ноги.
   - Из-за женской ножки? - уточнил поручик, все сильнее прижимаясь к барышне.
   - Да нет. Вы ему на ногу наступили.
   - Всего-то?!
   - Он вас сразу обозвал по-нехорошему.
   - Это как же?
   - Конюхом! А вы ему за это в стакан плюнули. А там еще водка оставалась, полковник очень расстроился и в вас ее плесканул.
   - И попал, сволочь?
   - Промахнулся... Ой, что это вы делаете, поручик?
   - Да вот, хотел через тебя, Танюша, перелезть, чтобы встать, и застрял.
   - А зачем копошитесь-то? - захихикала она.
   - Хочу понять, за что это я зацепился.
   - Так вы же всё глубже цепляете!
   - Не обращай внимания... Что было дальше?
   - Дальше? О-о... Думаете, я в состоянии рассказывать?
   - Я этому Зайцеву хоть... по морде дал? а? или нет? а? а?
   - Вас у-у-удержали... Но полковник просил у-удовлетворения.
   - Что ж, я его удовлетворю... Только как-нибудь попозже... Ведь ты не против? а? а?
   Но она молчала, потому что говорить уже не было ни желания, ни сил.
   Внезапно дверь протяжно скрипнула.
   - Ой! - Барышня прикрыла лицо подушкой.
   Ржевский недовольно оглянулся. В комнату с серьезным видом вошли два офицера. Увидев, чем занят поручик, они дружно закашляли.
   В одном из незваных гостей Ржевский признал Давыдова, другой же был ему неизвестен.
   - Доброе утро, господа офицеры, - буркнул поручик. - С чем пожаловали?
   - Может, ты хоть пегестанешь на минутку? - сказал Давыдов, неловко теребя себя за ус.
   - В таких премьерах мне советчики не нужны!
   - У нас дело сгочное.
   - Присаживайтесь. Я скоро.
   С головой накрыв себя и свою барышню одеялом, Ржевский с прежним усердием продолжал свое занятие.
   Офицеры сели в сторонке, уткнувшись носом в стену.
   - Может, выйдем пока, Лев Иваныч? - тихо спросил Давыдов своего соседа. - Вас вся эта петгушка не смущает?
   - Чего уж, дело молодое, - прошептал тот. - А вы как, Денис Васильевич?
   - Я-то всякого нагляделся. По пгавде сказать, после вчегашнего пегедо мной хоть в носу ковыгяй, хоть с бабой забавляйся - всё гавно. Отупел малость.
   - Так много выпили?
   - Мало закусывал. Эй, Гжевский! - через плечо крикнул Давыдов. - Обещал поскогее, а сам волынку тянешь.
   - Да ты говори в чем дело, Денис, - раздался голос из-под одеяла.
   - У тебя сегодня с полковником Зайцевым дуэль.
   - Отлично-с!
   - Я твой секундант, а Лев Иваныч - у Зайцева. Но может, пока не поздно, дело кончить мигом?
   - Конечно. Я этого зайца мигом шлепну и поедем с тобой в оперу.
   - Да ты меня не понял, бгатец. Я думал, может, ты согласишься уладить дело полюбовно.
   - Нет-с. Мне нанесли там оскорбленье.
   - Хочу откровенно предупредить вас, поручик, - важно заметил Лев Иваныч, - что полковник Зайцев будет драться насмерть. Он - известный всей Москве бретёр и отправил на тот свет немало дуэлянтов.
   - А мне начхать, бретёр он, бобер или козел... Говорю же, что подстрелю его как зайца!
  
   Глава 15
   Дуэль
  
   Место для поединка было выбрано на небольшой лесной поляне. Земля была укрыта талым снегом, вокруг тихо покачивались сосны. На деревьях сидело множество ворон, как будто нарочно собравшихся, чтобы поглазеть на дуэль.
   Две сабли, воткнутые в снег на расстоянии десяти шагов друг от друга, обозначили барьер.
   - С похмелья гуки не дгожат, бгатец? - спросил Давыдов Ржевского, когда все приготовления были закончены.
   - Да нет, я у Танюши целый жбан рассолу выпил. Теперь ни в одном глазу. Ты лучше скажи, сходиться со скольких шагов?
   - С двадцати.
   - Давай с пятидесяти.
   - Но, Гжевский, все пгавила уже оговогены.
   - Плевать!
   - Зачем пятьдесят шагов? Куда тебе столько?
   - Для разбега.
   Давыдов подошел к полковнику Зайцеву, стоявшему поодаль со своим секундантом, и передал им пожелания поручика.
   - Хоть на версту! - заявил Зайцев. - Я от этого молодца с любого расстояния одно мокрое место оставлю.
   - Что-с?! - вскипел Ржевский, когда Давыдов повторил ему слова полковника. - Да этот пехоташка, я вижу, совсем обнаглел. Нет, надо ему еще до дуэли рожу намылить, а то потом с покойника - какой спрос?
   И подлетев к полковнику Зайцеву, Ржевский с ходу залепил ему кулаком по шее.
   Оседлав упавшего в сугроб артиллериста, поручик схватил его за грудки.
   - Что ты от меня оставишь, кобылий хвост?! Какое место? - орал Ржевский, избивая Зайцева всеми известными ему способами. - Что молчишь, шомпол безмозглый?
   Но полковник не раскрывал рта, опасаясь подставить поручику зубы. Они катались по снегу, как влюбленные, встретившиеся после долгой разлуки. Только вместо звуков протяжных поцелуев воздух был наполнен звоном оплеух.
   - Гусар пехоташку оседлал! - торжествовал поручик.
   Над поляной кружили встревоженные вороны.
   Наконец, Давыдову со Львом Иванычем все-таки удалось разнять дуэлянтов. Вручив обоим по пистолету, они развели их в разные стороны на пятьдесят шагов.
   Напоследок обняв приятеля, Давыдов сказал:
   - Помни, Гжевский, если пегвым выстгелишь и пгомахнешься, - полковник потгебует тебя к багьегу и шлепнет! Слепым надо быть, чтоб с десяти шагов пгомахнуться.
   - Ступай, Денис, и обо мне не беспокойся, - отрывисто бросил Ржевский.
   - Будь здогов, бгатец. Ни пуха ни пега!
   - К черту!
   Вернувшись по цепочке следов к барьеру, Давыдов отошел в сторону и громко объявил:
   - Господа офицегы! Не угодно ли начать. Считаю до тгех. Газ! Два! Тги!!
   Ржевский быстро двинулся навстречу своему противнику, который, после устроенного ему избиения, шел какой-то странной, дерганной походкой, словно его сзади тыкали булавкой.
   Внутри поручика все кипело. В эту минуту он так сильно ненавидел своего противника, что пустить тому пулю в лоб казалось слишком большой честью.
   Когда Ржевскому оставалось пройти до барьера шагов десять, а Зайцеву - немногим более, несколько ворон вдруг вздумали перелететь через поляну.
   Поручик немедленно выстрелил, и одна из ворон, самая большая и жирная, с жалобным клекотом свалилась прямо на голову Зайцеву. Тяжело ранненая в грудь, она щедро обложила полковника своим пометом и, скатившись по его мундиру на снег, пару раз дернулась и сдохла.
   Все случилось так неожиданно и быстро, что Зайцев в замешательстве застыл на месте, опустив пистолет.
   - Ага-ха-ха! - воскликнул Ржевский. - Попал, три тысячи чертей! Попал!
   Воронья стая с громким криком снялась с деревьев. Небо над поляной потемнело от живой черно-серой тучи.
   В истошном карканье ворон полковнику Зайцеву почудился смех потешающихся над ним трех тысяч чертей. В течение долгих десяти секунд он стоял, вжав голову в плечи и бессильно разведя руки, совершенно не в состоянии что-либо предпринять. И лишь глаза его в бешенстве таращились на ухмыляющегося поручика, а с приоткрытых губ готовилось сорваться грязное ругательство.
   - Закройте рот, полковник, - сказал Ржевский, - а то не ровен час ворона залетит.
   К полковнику наконец вернулся дар речи.
   - К барьеру! - взвизгнул он, потрясая пистолетом. - К барьеру!!
   Поручик, криво усмехнувшись, не спеша преодолел несколько шагов до торчавшей из снега сабли. Полковник остановился у другой. Вытащив платок, он принялся тщательно вытирать с лица птичий помет.
   Их разделяло десять шагов.
   - Я долго буду ждать? - с усмешкой произнес Ржевский.
   - На тот свет торопитесь? - огрызнулся полковник. - Успеете!
   - Еще одно слово, любезный, и я опять набью вам морду.
   - Господа, господа, пегестаньте пгепинаться, - вмешался Давыдов. - Полковник, вы будете стгелять или нет?
   - Буду!
   Зайцев поднял пистолет.
   - Я отплачу вам той же монетой, поручик, - сказал он сквозь зубы.
   - Сделайте одолжение, сударь.
   Полковник стал высматривать в небе ворон. Но, как назло, все они уже опять расселись по деревьям, продолжая неистово галдеть.
   - Лев Иваныч, не сочтите за труд, - обратился полковник к своему секунданту, - спугните этих тварей.
   Тот немного растерялся.
   - А как?
   - Палкой их. Палкой!
   Отломив от ближайшей сосны длинный сук Лев Иваныч принялся бегать от дерева к дереву и что было сил бить по стволам. На него сверху падали хлопья снега, но он так увлекся, что не обращал на это внимания.
   С недовольным карканьем вороны стали взлетать и кружить над поляной.
   Полковник выстрелил в одну из крылатых хищниц.
   Спланировав по косой траектории, подбитая ворона рухнула на спину Льву Иванычу. Издав брезгливый вопль, он отскочил в сторону и упал, зарывшись лицом в сугроб.
   - Убил! - весело рассмеялся Ржевский.
   - Дуэль не окончена! - возопил полковник. - Желаю стреляться повторно.
   Секунданты зарядили пистолеты.
   Дуэлянты заняли свои исходные позиции.
   Давыдов досчитал до трех.
   Ржевский и Зайцев с двух концов поляны быстро дошли до барьера и остановились друг напротив друга.
   Обезумевшие вороны продолжали галдеть, прыгать по снегу и носиться над людьми. Шум от воронья стоял невыносимый.
   Подбитая полковником ворона, волоча крыло, ковыляла по снегу и, наконец, ткнулась Зайцеву в ноги. Он вдарил по ней сапогом, что вызвало новый взрыв возмущения среди ее сородичей. Истошно вопя, они кружили над своей соплеменницей, которая, упав на спину, никак не могла перевернуться.
   Ржевский выстрелил в воздух.
   И вновь удачно. На полковника свалилась очередная ворона. Зацепившись лапой за ворот его мундира, она повисла у него за спиной.
   Полковник, чертыхаясь, вертелся на месте, но никак не мог от нее избавиться.
   Раззадоренные видом крови, крылатые твари носились вокруг Зайцева, почти задевая его своими крыльями. Отмахиваясь от них, он невольно нажал на курок.
   Раздался выстрел, и на него упала еще одна ворона.
   Тут уж Зайцев озверел. Отбросив пистолет, он схватил саблю и стал гоняться за воронами.
   Давыдов и Лев Иваныч, обнажив клинки, бросились ему на подмогу.
   Ржевский покатился со смеху. А потом и сам с саблей наголо, хохоча и гикая, стал носиться по кругу.
   От воплей сотен вороньих глоток закладывало в ушах.
   Внезапно, перекрывая птичий гам, из чащи раздался злобный рев. И на поляне появилась огромная медведица. Свирепо рыча, она решительно двинулась в сторону людей.
   Господа офицеры попятились.
   Лев Иваныч первым рванул к саням, а за ним побежали и остальные. Они запрыгнули в сани, и кони понеслись.
   - Три тысячи чертей! - воскликнул Ржевский, переведя дух. - Такой финал меня стреляться разохотил.
   - Меня тоже, - буркнул полковник Зайцев, кутаясь в шинель.
   А Давыдов, обняв полковника за плечи, вдохновенно сказал:
   - Господа, нам стоило бы отметить это событие.
   - Какое событие? - проворчал Лев Иваныч. - Что нас с головы до ног обгадили и чуть было не загрызли?
   - Надо выпить за союз кавалерии с артиллерией!
   - Согласен, - сказал Зайцев. - Тем более, что я не из какой-нибудь, а из конной артиллерии!
   И после этих слов на душе у всех четверых вдруг сделалось так тепло, что, когда они, доехав до ближайшего кабака, принялись за горячительные напитки, хмель не брал их даже после пятой стопки.
  
   Глава 16
   Понтёры
  
   Спустя два дня после дуэли с воронами поручик Ржевский впервые с начала своего отпуска сел за карточный стол.
   В картах ему обычно не везло: подводила излишняя горячность и желание схватить куш побольше и побыстрее. Зная о своем фатальном невезении, Ржевский то и дело давал себе зарок не играть, но его хватало ненадолго. Даже водка не доставляла ему столько удовольствия, сколько он получал от одной партии в штосс. Выше своей привязанности к картам он ставил только любовь к женскому полу.
   А о женщинах Ржевский не забывал ни на секунду. В четырех дамах карточной колоды он непременно узнавал кого-нибудь из героинь своих бесчисленных романов.
   Сегодня дама бубен мнилась ему угловатой Татьяною, с коей он переспал накануне дуэли с Зайцевым. В червонной даме явственно угадывалась любвеобильная Камилла, с которой он познакомился в опере. Дама треф обозначала капризную Сонечку из уездного города N. И наконец, пиковая дама изрядно смахивала на сумасбродную Екатерину из Санкт-Петербурга.
   В этот морозный вечер в гостях у отставного майора Котлярского собралось шумное общество картежников. Играли до утра.
   За пять часов Ржевский спустил почти все деньги из своего отпускного жалования. Но понтировать не бросил. Он сидел хмурый, пьяный, покручивал усы и поминутно чертыхался. Ставки делал только на фигуры и большей частью - на дам.
   Но карточные дамы его сегодня не любили. Ржевский сердился на них и в пьяном угаре давал себе слово не встречаться никогда более с той женщиной, которую олицетворяла собой проигранная карта.
   - Эх, фигура дура! - в сердцах воскликнул поручик. Разодрав в клочья очередную злополучную карту, он бросил клочки под стол и растер их сапогом. - Опять талия ни к черту.
   - На счет талии дамы треф судить не берусь, - с добродушной улыбкой заметил граф Долбухин. - На картинке ниже бюста не видно.
   - Ну, ежели, граф, вам пришла охота каламбурить... Поверьте моему опыту, когда у бабы лицо пухлое, то и талия у нее должна быть как у бочки.
   - Позвольте с вами не согласиться, дорогой друг, - вступил в разговор майор Котлярский. - Возьмем, к примеру, мою тетку: ее одна щека, как мои два кулака, того гляди фасьяль лопнет. А талия у ней - с булавку! И вот, что интересно, у дочери ее, то есть у моей кузины, всё наоборот - щеки впалые, а за пузом никакой талии впомине не видать.
   - Еще неизвестно, какая талия лучше, - заговорил Денис Давыдов. - Я сужу так: на балу хогоша та дама, что пги тонкой талии, а в постели, пагдон, куда лучше пышка. Оно и мягче, и теплее. Скажи, Гжевский!
   Поручик, с кислым видом внимавший их рассуждениям, махнул рукой:
   - Талия, щеки, пузо - какая, право, чушь, господа! По мне, женщины делятся на три категории: на дам, на не дам и на дам, но не вам.
   Мужчины грохнули со смеху.
   - Ай, бгаво, Гжевский, потешил! - в восторге восклицал Давыдов, ударяя себя ладонями по коленям.
   Только один человек из всей компании не смеялся. Это был корнет Васильков. Ему сегодня не везло пуще всех. Из оставшихся у него на руках десяти рублей он, стыдясь самого себя и краснея, как девица, ставил по рублю. Он был готов играть в долг, но ему не верили. Затянувшийся разговор о женщинах действовал ему на нервы.
   - Афанасий Сергеич, вы будете метать? - нетерпеливо выкрикнул корнет своим тоненьким голоском.
   - Буду, дорогой мой, - спохватился майор. - За дело, господа, с богом, - и он распечатал свежую колоду.
   "Ну, стерва, ежели подведешь", - подумал Ржевский, поставив на червонную даму.
   Майор Котлярский стал метать.
   Очередная талия отняла у поручика последние деньги. Не помогла ему ни дама черв, ни бубновый туз. Поручик в остервенении рвал карты зубами и, запихивая их в пустую бутыль, приговаривал:
   - В темницу, в темницу вас, сволочей.
   - Полно, бгатец, - веселился Давыдов, распихивая по карманам выигранные деньги. - В любви повезет.
   - Да что любовь! В любви мне и так всегда перепадало.
   Корнет Васильков, спустивший свой последний рубль, положил голову на стол, как на плаху, и зашелся от рыданий.
   - Вот уж напрасно, дорогой мой, - сказал майор Котлярский, погладив его по плечу. - Велика беда! В другой раз отыграетесь.
   - Нет, я застрелюсь, - ревел корнет, не подымая головы. - Мне ни в картах не везет, ни в женщинах.
   - Ну, в картах это дело наживное, еще научитесь. А что до женщин... Хотите, я горничной моей, Глашке, за вас словечко замолвлю? Она вам не светская дама - ломаться не будет. Хотите, дружочек?
   - Хочу-у, - всхлипнул Васильков.
   - Ну вот и ладненько. Сейчас только еще шампанского примем, и я вас, голубчик, устрою.
   Майор заказал лакеям вина и закуски.
   - А для меня у вас горничной не найдется? - спросил Ржевский, вытирая усы после пропущенной стопки водки.
   - Да ради бога, дорогой мой. Желание гостя для меня закон. Эй, Прошка! - крикнул Котлярский лакею. - Позови Аглаю.
   - Дык, спит она, барин.
   - Разбуди, от нее не убудет. Скажи, дело к ней есть срочное, радостное.
   Через пять минут в комнату вошла лохматая седая старуха в длинной ночной рубахе.
   - Вот и вам горничная, поручик, - еле сдерживая смех, заявил майор. - Прошу любить и жаловать.
   - Э-э, нет, - скривился Ржевский. - Увольте-с. Я еще не настолько пьян.
   Все весело заржали.
   - Чё звали-то, батюшка? - спросила старуха, щуря на хозяина подслеповатые глаза. - Прошка сказал, обрадовать меня хотели. - Она облизнулась. - Уж рюмочку-то налейте, старой, коли разбудили.
   Со смехом вручив старухе недопитую бутылку, майор прогнал ее из гостиной.
   - Кстати, о старухах, - задумчиво обронил граф Долбухин. - Представьте, господа, моя бабка, графиня Аделаида Петровна, на картах сделала себе целое состояние.
   Присутствующие недоверчиво переглянулись. Но в их глазах все же появился определенный интерес. Устав от картежной баталии, они были сейчас готовы выслушать любую историю.
   И граф Долбухин начал рассказывать, не спеша попивая из горлышка шампанское:
   - Отец мой, Меркурий Петрович, однажды в юности крепко проигрался в карты некоему князю Г. А надобно заметить, что мое семейство в ту пору было в долгах как в шелках. Вернувшись под вечер домой, отец во всем признался моей бабке, заявив в отчаянии, что не видит иного выхода, как свести счеты с жизнью. Но та, конечно, его отговорила и на следующий день отправилась к князю.
   Князь Г. несказанно обрадовался ее визиту, поскольку был в нее давно и безнадежно влюблен. Когда моя бабка упомянула о долге сына, князь засмеялся и ответил, что простит всё за одну проведенную с ней ночь.
   - Вот дурак, на бабку польстился! - сказал Ржевский.
   - Графиня в ту пору была еще молода, - возразил Долбухин. - И к тому же весьма красива... Так вот, она обещала князю подумать над его словами, но дать ей на размышления еще три дня. Князь согласился. В ту же ночь графиня куда-то исчезла и не появлялась трое суток.
   Когда под вечер третьего дня она вернулась домой, в волосах ее стали заметны седые пряди, а губы были покусаны в кровь. На все расспросы домашних она ничего не отвечала и сразу же отправилась к князю. Она явилась к нему ровно в полночь и предложила ему перекинуться с ней в карты. Князь с иронией осведомился, есть ли у нее деньги, чтобы делать ставки. "Ставкой будет моя честь!" - гордо отвечала она. Князь начал метать. И графиня не только отыграла сыновний долг, но и лишила князя почти всего его состояния!
   С той поры она сделалась заядлой картежницей. В карты ей везло, как никому из простых смертных. Она играла так, словно за спиной у нее стоял дьявол. Но при том всегда соблюдала три непременных условия: за карточный стол садилась в полночь, притом в полнолуние и делала за игру не более трех ставок. И не было такого случая, чтобы карта ее не сыграла!
   Граф Долбухин умолк, задумчиво уставившись на огонь в камине.
   - За вашу необыкновенную бабку, граф! - поднял бокал Ржевский.
   Все с воодушевлением выпили. У корнета так дрожали руки, что половину своего бокала он вылил себе за воротник.
   - Надо полагать, граф, - сказал Ржевский, - ныне ваша бабка чистит карманы архангелам?
   - Отнюдь, она жива. Ей на днях исполнилось девяносто лет. А не далее, чем на прошлой неделе, она выиграла двадцать пять тысяч у барона Чиколинни.
   - Так вы узнали ее тайну? - вскричал корнет.
   - Увы, с ней невозможно говорить на эту тему.
   - Но почему? почему?
   - Графиня сразу начинает хихикать и отвечает всякий вздор, вроде того, что, якобы, всегда учитывает расположение небесных планет и их влияние на карты. Юпитер - это, дескать, туз, Марс - король, Венера - дама, Меркурий - валет, Сатурн десятка и тому подобное. Надо только знать, какие планеты играют в какой день. Но на этом все ее откровения заканчиваются, и она умолкает, так что более от нее ничего невозможно добиться. - Граф горестно вздохнул. - Как представишь, что она унесет свою тайну с собой в могилу, так, поверите ли, господа, просто хочется волком выть.
   - Вегю! - с серьезной миной сказал Давыдов.
   - А может, граф, ваша бабушка шулер? - осторожно предположил Котлярский.
   Но граф только отмахнулся и в расстроенных чувствах прикрыл ладонью глаза.
   - Не верю я в эту чушь, - небрежно обронил Ржевский, катая под столом ногой пустую бутылку. - Кстати, кажется, она живет на Лубянке?
   - Нет, с чего вы взяли? На Пречистенке, в конце улицы. А что?
   - Да, а что? - подхватил корнет Васильков, подозрительно уставившись на поручика.
   - Я думал, мне знаком ее роскошный особняк, - спокойно ответил Ржевский. - Но, видать, ошибся.
   Не удовлетворившись этими объяснениями, корнет продолжал настойчиво сверлить поручика глазами.
   Допив свою рюмку, Ржевский поднялся.
   - Господа, благодарю за компанию, однако, мне пора.
   - Может, у меня заночуете, дорогой друг? - предложил Котлярский.
   - Спасибо, майор, но я предпочитаю ночевать у женщин.
   - В таком случае вам следует поторопиться, поручик: ночь на исходе.
   - Со стоящей дамой завалиться спать никогда не поздно и не рано!
   "Особенно со много стоящей", - подумал Васильков, продолжая во все глаза пялится на поручика.
   Проходя мимо корнета, Ржевский наклонился к нему и сказал:
   - Гляделки вылезут - обратно не пришьешь!
   После ухода Ржевского корнет Васильков ощутил в себе нарастающее беспокойство. Извинившись, он скорым шагом отправился в уборную, где его стошнило и пронесло.
   Корнет рассудил спьяну, что это - знак Свыше, и, решительно отказавшись от предлагаемой ему на ночь горничной Глаши, покинул дом майора.
   Майор Котлярский, добрая душа, принялся тогда уговаривать Дениса Давыдова переспать со своей горничной. Но тот не моргнув глазом соврал, что имел сегодня за день столько женщин, что не в силах на них даже смотреть. И вскоре откланялся.
   Котлярский обратился к Долбухину. И добился только того, что тот тоже быстро ушел.
   Расстроенный майор свалился под стол и захрапел.
  
   Глава 17
   Три желания
  
   Был четвертый час ночи. Старой графине не спалось. Бессонница давно сделалась для нее столь же обычна, как бутерброд с черной икрой на завтрак.
   Графиня сидела, утопая в кресле, и при свете лампады читала французский любовный роман. Дрожащие губы ее беззвучно шевелились, словно ощупывая каждую букву, словно это была и не буква вовсе, а кисло-сладкая ягода.
   Когда глаза старухи натыкались на любовную сцену, она начинала смешно водить носом, причмокивать и перечитывала это место по нескольку раз. Порой из ее нутра раздавался протяжный сип, переходящий в монотонный шепот, в котором с трудом, но все же можно было различить причудливую смесь из русских и иностранных слов.
   - Любовь, лямур... шак жур... либе нур... - бормотала старуха, кутаясь в свою спальную кофту. - Крейзи лав стори... валет из дед... адью, ихь бин пас...
   Графиня вдруг запела. Петь было нелегко. Голова ее болталась на тонкой шее, как у китайского болванчика. И вообще старуху трясло с головы до ног. Но она упорно продолжала пугать клопов своим дребезжащим контральто, и, судя по всему, находила в своем занятии немалое удовольствие.
   Графиня пела:
  
  Je crains de lui
  parler la nuit,
  j"ecoute trop tout
  ce qu"il dit...
  
   Она на мгновение заснула, потом, встрепенувшись как от толчка, продолжала:
  
  Jl me dit: je vous aime
  et je sens malgre moi...
  
   И все громче, поддерживая рукой подбородок:
  
  je sens mon coeur
  qui bat,
  qui bat...
  je ne sais pas pourquoi...
  
   Уронив голову на грудь, графиня отдала себя во власть Морфея.
   Поручик Ржевский вышел из-за шторы.
   - Пардон, мадам, у сон ле туалет?
   Подняв глаза, графиня смерила его мутным взором.
   - Кэскё сёля вё дир?
   - Пожалуй, можно и в ведро. Впрочем, успеется. Имею честь, поручик Ржевский!
   Старуха заметно вздрогнула.
   - Не откажите в любезности, графиня. - Он коснулся губами ее сухой безжизненной руки, которую сам же взял с подлокотника и затем положил обратно. - Вы понтируете, конечно? Ну, так вот. Я проигрался вдрызг, хоть пулю в лоб...
   - Вам по-маленькому или по-большому? - вдруг тупо осведомилась графиня.
   - Что-с?
   - Вы... кажется, хотели... в туалет? Эс врэ?
   - Нет, я не соврал, но, право, мне не к спеху. - Поручик встал перед ее креслом на одно колено. - Я знаю, графиня, что при игре в штосс вы можете назначить три верные карты. Откройте мне вашу тайну, умоляю! Куш разделим пополам.
   Старуха упрямо поджала губы. Где-то внутри у ее ехидно захихикало. Но сама она сидела недвижима, словно набальзамированная мумия.
   - Ну же, графиня, - напирал поручик. - Клянусь, вовек не забуду вашей доброты. Я буду ухаживать за вашей могилкой. Слово офицера, каждый день цветочки буду приносить... Эй, подъем! - сказал он, заметив, что старуха уснула, и дернул за край ее ночной рубашки.
   Графиня открыла глаза.
   - Ежели вам мало половины, - продолжал Ржевский, - я готов отстегивать вам от выигрыша две трети ассигнациями. Идет? Нет? Тогда три четверти. А? Не обессудьте, графиня, больше уступить не могу. Это же будет просто грабеж. Мне на выпивку не хватит.
   - Сударь, туалет возле кухни, - бесцветным голосом прошамкала старуха.
   - До черта мне сдался ваш туалет! Я просто так сказал, чтоб вас не испугать.
   - Ха-ха, - сказала старуха. - А вы... шутник.
   Поручик повысил голос.
   - Может быть, вы меня плохо слышите, графиня? Я предлагаю вам выгодную сделку и беру вас в долю. Мне - одна четверть с выигрыша, вам - три!
   - Пьяно, кантаре, - проворчала она по-итальянски, сторонясь его громкого баритона. - Пьяно, синьор, пьяно.
   Но Ржевский итальянского не знал.
   - Да, я немного пьян, - охотно признался он. - Однако в трезвом уме.
   Он поправил старухе чепец, который сполз ей на нос. Мышиного цвета глазки по-прежнему тупо смотрели на него.
   - Мерси, - сказала старуха.
   - Сильвупле, мадам. Мое последнее слово - четыре пятых. Подумайте, графиня, раскиньте мозгами. На черта вам ваша тайна? Вы не сегодня - завтра дадите дуба. Вы же не девочка, вам девяносто лет. Э-э, да что тут объяснять!
   Он в нетерпении и досаде одернул ворот своего мундира.
   - Ржевский, Ржевский... - пробормотала старуха. Внутри у нее опять как-то странно захихикало.
   Поручик прошелся взад-вперед по комнате.
   - Ну, ладно, графиня, так и быть, - сказал он, остановившись возле нее. - Уговорили! Пять шестых и памятник на кладбище.
   Бледное лицо старухи внезапно порозовело.
   - Мерси, - забормотала она, - гран мерси... граце... данке шон... сенкью...
   Ржевский воодушевился.
   - Да-с! И впридачу эпитафий могу вам сочинить. Что-то вроде: "Она картежницей была и вот - поди ж ты! - умерла." Как, неплохо? А хотите оду? Мне это раз плюнуть!
   На счет оды поручик конечно врал. Но вралось ему в эти минуты легко и непринужденно, как никогда.
   - Мне... не нужны... деньги, - просипела старуха, чавкая челюстями. - Исполните мои... три желания.
   - Что я вам золотая рыбка? - возмутился было Ржевский, но, увидев, что она с сердитым видом уткнулась в книгу, поспешил исправиться: - Согласен, согласен. Говорите скорее ваши три желания, графиня. Надеюсь, это не займет у нас много времени?
   - Не займет, - загадочным тоном ответила она.
   - Отлично-с! Каково будет первое?
   Старуху затрясло как в лихорадке.
   - Перенесите меня... на постель.
   - Извольте.
   Ржевский взял ее на руки, она обняла его одной рукой за шею. От графини пахло жасминовой пудрой и Столетней войной.
   - Мерси, - чуть слышно проговорила она, оказавшись на подушках. - А теперь... второе...
   - Ну!
   - Снимите ваши... ш-ш-ш...
   - Что-с?
   Старухе не хватало воздуха. Она зачмокала губами, сглотнув обильную слюну.
   - Шта-а-ны-ы-ы...
   - Что??
   - Штаны! Штаны!! - из последних сил выдохнула она.
   Поручик по-военному быстро снял штаны.
   Графиня глубоко вздохнула, со свистом втянув в себя воздух, и душа ее отлетела.
   Она лежала прямая, как гладильная доска. Лицо ее окаменело в маске восторга, а застывшие глаза таращились на поручика, как на Мессию.
   - Старая ведьма! - выругался Ржевский. - Нашла время копыта отбрасывать. Эка жалость!
   Неожиданно за дверью послышался какой-то шум.
   Поручик едва успел спрятаться под кровать, как в спальне объявился... корнет Васильков!
  
   Глава 18
   Ходоки
  
   Поскольку корнет был сильно пьян, поиски дома графини заняли у него изрядное количество времени. Он весь продрог, уши его хрустели, как жаренный картофель, нос превратился в сосульку, усы покрылись ледяной коркой.
   - Бонсуар, з-з-з...грррафиня... - стуча зубами, произнес он, приблизившись к постели. - Не п-пугайтесь, я не г-грабитель, я - к-корнет.
   Старуха молчала. В свете лампады на ее лице лежала причудливая тень, и корнету казалось, что графиня глядит на него вполне заинтересованно и даже приоткрыв рот.
   Ободренный ее вниманием, Васильков жалостливым голосом продолжал:
   - Мне всю жизнь не везло в карты, графиня. У меня, стыдно признаться, нет денег, чтобы водить барышень в оперу. Научите меня играть в штосс. Если угодно, я готов на вас жениться. Хоть сейчас под венец пойду! И вовсе не из-за денег, а лишь из уважения к вашим сединам.
   Со своего места, лежа на полу, поручик Ржевский видел, как корнет нерешительно мнется с ноги на ногу.
   И тут Васильков грохнулся на колени.
   - Я люблю вас, графиня! Сжальтесь же над несчастным. Я стану украшением вашей старости. Назначьте мне верные карты. Ну хоть только три.
   "Три тысячи чертей тебе в задницу! - ухмыльнулся поручик. - Рано тебе еще жениться, молокосос".
   По тупым ударам, раздававшимся сверху и сотрясавшим кровать, Ржевский понял, что корнет принялся биться головой о ложе.
   - Ну, графи-и-ня, ну, пожа-а-луйста, - ныл Васильков.
   Потом его как будто осенило, и он бойко заговорил:
   - Хотите, графиня, я докажу вам, что могу быть достойным супругом? Я на все готов! Я верну вам вашу молодость. Я волью свежее вино в ваши старые меха. Вот только сапоги сейчас сниму и волью...
   Разувшись, корнет уже готовился прилечь возле графини, как вдруг услышал, что кто-то идет по коридору.
   В панике подхватив с пола сапоги, Васильков бросился к шкафу и затесался между платьев.
   Спустя две секунды в спальню осторожно, стараясь не греметь шпорами, вошел... Денис Давыдов.
   - Добгый вечег, ггафиня, - сказал он, остановившись на почтительном расстоянии от постели. - Я только на минутку. Мне стало известно, что вы отменно иггаете в штосс. Поведайте мне вашу тайну, окажите милость. На выгученные деньги я накуплю пистолетов для своего полка. И ни копейки не пгопью. Вот вам кгест! - Он перекрестился.
   Старуха не издавала ни звука, и Давыдов достал пистолет.
   - Вот, извольте видеть, какие штуковины я закуплю на кагточные деньги. Мне самому ничего не нужно. Все отдам на благо кавалегии. Если что и пгопью, так только на чегвонец. Не сомневайтесь, ггафиня. А? что?.. вы что-то сказали?
   Старуха по-прежнему не издавала ни звука, ни шороха, ни вздоха.
   Давыдов, будучи в душе поэтом, решил добавить в свой монолог немного лирики.
   - Знаете ли, ггафиня, у вас такое добгое лицо, - сказал он, избегая смотреть на старуху, - оно напоминает мне божественный облик девушки, в котогую я был влюблен сто лет тому назад. Ужель то были вы?
   Пересилив себя, он взглянул на графиню. Лицо старухи не было ни добрым, ни злым. И если она и была похожа на божество, то скорее всего на фурию.
   Давыдов почесал дулом пистолета бровь.
   - Полно пгитвогяться Спящей кгасавицей, ггафиня, Не пытайтесь меня убедить, что можно спать с откгытыми глазами... Говогю же вам, у нас в полку недокомплект по части огужия. Неужто вы чужды до патгиотических чувств?
   Молчание старухи донимало Давыдова все больше. Его палец нервно подрагивал на спусковом крючке, а дуло недвусмысленно поглядывало в сторону распростертой на постели старухи.
   - Ггафиня, я отказываюсь вас понимать! - возмутился Давыдов. - Почему вы столь глухи к нуждам нашей агмии? Вы хотите, чтобы гусские гусагы остались без пистолетов? Стыдитесь, ггафиня, ваша молодость пгишлась на цагствование Екатегины Великой. На вашей памяти Гумянцев бивал тугок, а Сувогов пегешел чегез Альпы. Или боевая слава Отечества для вас - пустой звук?
   Ответом ему было все то же молчание.
   - Чегт возьми! - воскликнул Давыдов. - Тепегь я понимаю, какому дьяволу вы пгодали свою душу. Это был фганцузский дьявол. Это был Наполеон Бонапагт!
   Ржевский под кроватью едва удерживался от смеха. Сидевший в шкафу корнет, напротив, весь обратился во слух, надеясь, что графиня таки расколется.
   Между тем Давыдов совсем разошелся.
   - Вы - фганцузская шпионка, ггафиня, - говорил он, целясь из пистолета старухе прямо в лоб. - Я гаскусил вас. Даю вам последний шанс искупить свои ггехи пегед Отечеством. Откгойте мне вашу тайну. Считаю до тгех.
   Но старуха и ухом не вела.
   - Газ! - грозно произнес Давыдов. - Два!.. В последний газ, ггафиня, пгедлагаю вам покаяться. Молчите? Ну что ж. Два с четвегтью!.. Подумайте, вы еще не так плохо выглядите. Быть может, и до лета бы дотянули, а ведь я вас сейчас хлопну, ей-богу, для такого случая пули не пожалею. Опять молчите? Пеняйте на себя! Два с половиной... О домашних бы своих подумали. Каково им будет хогонить вас в такую стужу? На улице могоз под согок ггадусов. Заболеют все к чегтовой матеги!
   Ржевский закрыл ладонью рот, давясь от смеха. Корнет Васильков затаил дыхание.
   - Ггафиня, я не шучу, - сказал Давыдов, страшно побледнев от решимости покончить с преступной старухой раз и навсегда. - Ну что ж... молись, фганцузская шпионка!
   И тут за дверью раздались шаги.
   Давыдов быстро спрятался за штору.
   Дверь открылась, и в покои графини вошел... граф Долбухин.
   Еще находясь в коридоре, он слышал доносившуюся из спальни человеческую речь, теперь же, увидев, что в комнате никого, кроме графини, нет, - рассудил, что это было всего лишь извечное бормотание старухи. Ее привычка разговаривать с самой собой ни для кого не составляла секрета.
   Бросив мимолетный взгляд на графиню, Долбухин убедился по ее раскрытым глазам, что она не спит. Этого ему было достаточно.
   - Дорогая grand"maman, простите, что потревожил ваш покой, - ласково сказал он. - Но я надеялся, что вы не спите.
   Он сел в кресло у окна и, по аристократической привычке избегая смотреть на старую даму в ночных одеждах, заговорил спокойным и вкрадчивым голосом:
   - Сегодня со мной случилась пренеприятнейшая история. Я был в компании и много выпил.
   Монотонный голос графа действовал на Ржевского усыпляюще. Веки поручика сами собой сомкнулись, и он задремал.
   - Мы, кроме того что пили, еще играли в карты, - продолжал свой рассказ Долбухин. - И я невольно сболтнул лишнее, а именно, что вам известна тайна влияния планет на карты. Все, кто это слышал, закоренелые понтёры, игроки отчаянные и жадные. Таким образом, за вашу жизнь, драгоценная моя grand"maman, я теперь не дам и полкопейки. Вот так. Вы уж простите меня за откровенность. Я вас не пугаю - упаси бог! - но как внук считаю своим долгом предупредить.
   Долбухин сделал паузу, ожидая, что на это ответит графиня.
   - Угум-м, - промычал во сне Ржевский.
   - Я вижу, вы взволнованы, - сказал граф. - И правильно... Вас будут пытать. Уж поверьте мне, эти люди ни перед чем не остановятся. Они заставят вас вспомнить, как звали покойную жену Тутанхомона - не то, что, какие-то там три карты. - Долбухин постепенно все больше распалялся. - Не ровен час, на мороз вынесут и слепят из вас снежную бабу. Или приставят пистолет к виску: "Говори, бабка, где деньги!" - Граф вдруг забрюзжал слюной, замахал руками. - То есть не деньги, а "карты, карты где?" Тьфу, дьявол, запутался!.. Они не то скажут, они скажут: "Отвечай, шельма старая, какие ты знаешь сочетания карт и планет? Отвечай, а не то весь дух из тебя вышибем!"
   С трудом взяв себя в руки, граф тщательно вытер губы платком. И продолжал уже спокойнее:
   - И не дай вам бог, grand"maman, назвать этим господам не те комбинации. Не дай бог! Они вас убьют, и будут правы. Но даже если вы им все честно расскажете, они вас все равно убьют, чтобы не оставлять свидетелей. Вот так. Вы спросите меня, а что же вам тогда, старой дур... э-э... бедняжке, делать?
   - Уи-фф, - подал голос дремлющий под кроватью Ржевский.
   - А я вам отвечу. Вы должны открыть эту тайну мне. И когда к вам заявятся эти понтёры, валите все на меня. Дескать, о вашей тайне уже внучек все выведал. Они на вас... то есть не на вас, а... они, в общем, плюнут и уйдут. И меня станут бить, а у меня уже деньги на лечение есть! Мё компрёнэ ву?
   - Уи, - всхрапнул поручик.
   - Превосходно! В таком случае назовите мне счастливые комбинации. И покончим с этим.
   Граф Долбухин впервые за последнее время взглянул на старуху, и вдруг почувствовал что-то неладное. Выражение, застывшее на лице старой графини, было какое-то странное: бессмысленное и вместе с тем нелепое до жути.
   Долбухин два раза громко кашлянул. Старуха не шевельнулась.
   И тут его прошиб холодный пот, и кожа на спине вмиг сделалась гусиной.
   - Ау, grand"maman, - позвал он, не вставая с кресла. - Аделаида Петровна, вы меня слышите? Ау, аушки!
   Старуха молчала.
   Подойдя к кровати, граф для верности пощелкал перед ее носом костяшками пальцев.
   - Куть-куть-куть...
   Старуха смотрела перед собой не мигая.
   - Го-то-ва, - по слогам прошептал Долбухин. - Вот тебе, бабушка, и Юрьев день...
   Он закрыл ей глаза. Ему вдруг стало душно. Он кинулся к окну. Отдернул штору.
   - Пгимите мои искгенние соболезнования, ггаф, - сказал Денис Давыдов, пристукнув каблуками.
   Вскрикнув от неожиданности, Долбухин шарахнулся от него к шкафу.
   Дверцы шкафа распахнулись.
   - И я тоже, граф... мои сочувствия, - склонил голову корнет Васильков, вылезая оттуда с дамской шляпкой на голове, в соболиной шубе и с сапогами в руках.
   - Что? что?... Что это значит? - попятился от него Долбухин.
   Наткнувшись на постель, он сел графине на ногу.
   И тут под ним кто-то громко чихнул.
   С воплем подскочив, граф в ужасе уставился на покойницу.
   - Ну и пылища... - проворчал поручик Ржевский, выбираясь из-под кровати.
   - Господа, что сие означает? - воскликнул граф Долбухин.
   Господа офицеры молча пялились на него и друг на друга.
   - Я полагаю, что нам следует объясниться, - настаивал граф. - В чем дело, корнет?
   Под его строгим взглядом корнет Васильков покраснел, как девица, которую застали в неглиже.
   - Простите, граф, я, право же... я здесь случайно... адрес перепутал... Думал, здесь гостиница, а вышло совсем наоборот.
   - Но почему вы сидели в шкафу и к тому же разутый?
   - Так я принял шкаф за нумер, и, собираясь лечь спать, снял сапоги. Я всегда без сапог сплю.
   - Ну что ж, корнет, складно врете, - покачал головой Долбухин и обратился к Давыдову. - А вы, Денис Васильевич, что скажете?
   Гусар вскинул голову.
   - Вы знаете о моей впечатлительной натуге, ггаф! Я поэт, и не стыжусь этого. Я хотел написать поэму о вашей бабушке. И движимый более своими чувствами, нежели гассудком, я...
   - ...решили заявиться к ней среди ночи, - язвительно закончил за него Долбухин.
   - Свидание, как в романе, - усмехнулся Ржевский.
   Граф тотчас повернулся к нему.
   - А вы, поручик... у вас что за причина?
   - Любовное рандеву.
   - С моей бабкой?!
   - Вы рехнулись, любезный! Хоть я и охоч до дам, но не до такой же степени. - Ржевский брезгливо покосился на покойницу. - У меня была интрижка с ее воспитанницей.
   - Но у графини никогда не было никаких воспитанниц!
   - Да? Ну, стало быть, со служанкой. Какая разница? В темноте не разберешь.
   - Хорошо, допустим. Но как же вы тогда очутились в спальне графини?
   - Вы хоть и внук, граф, но все же не мальчик! Могли бы и сами догадаться. Мы играли со служанкой в жмурки. Я стал ее искать, заблудился среди комнат, забрел сюда, залез под кровать и уснул.
   - Вгешь, Гжевский, - засмеялся Давыдов. - Чтоб ты заснул на любовном свидании? Ни за что не повегю!
   - Иногда и от женщин не мешало б отдохнуть.
   - Хватит врать, господа, - устало заявил Долбухин. - Мы все прекрасно понимаем, о чем идет речь. Но... графиня мертва, и свою тайну она унесла с собой.
   - Не надо было грозить ей пистолетом! - вдруг крикнул Васильков, подскочив к Давыдову. - Это вы всё испортили, Денис Василич!
   - Я?! Помилуйте, бгатец, - возмутился тот. - Пистолет был незагяжен.
   - Но она об этом не знала!
   - Может, и не знала. Но она ведь не стала пгосить, чтоб я его убгал.
   - Конечно! Она же язык со страху проглотила.
   - Язык она проглотила, когда вы, любезный корнет, предложили ей выйти за себя замуж, - вступился за приятеля Ржевский. - Забыли, как хотели с ней переспать?
   - Ложь! - взвизгнул Васильков. - Я ее и пальцем не тронул. Только сапоги снять успел.
   - Вы, что же, сапогами ее били? - возмутился Долбухин. - Отвечайте, корнет! Да как вы посмели?!
   - Вы бы, уж, лучше помолчали, граф! - в истерике заорал Васильков. - Это вы ее запугали. При вас она умерла!
   - Но я, кажется, ей ни сапогами, ни пистолетом не грозил, - развел руками Долбухин.
   - Вы запугали ее до смерти. Представили нас всех как последних негодяев. "Снежную бабу из вас сделают", - передразнил Васильков. - "Говори, бабка, где деньги!"
   - Так это же была шутка.
   - Ничего себе шуточки! Граф, вы убийца! Взгляните на эту несчастную старуху. Она бы еще жила до ста лет. За что вы ее убили?
   Тут все посмотрели на покойницу, и в комнате повисла жуткая тишина.
   За дверью стали слышны приближающиеся шаги.
   - Держу пари - майор Котлярский, - тихо произнес поручик.
   - Ставка? - уточнил Давыдов.
   - Пять бутылок шампанского и три водки. Пошло?
   - Идет. Газбейте гуки, когнет.
   Васильков в сердцах ударил по рукам спорщиков и явно перестарался. Ржевский хотел было в ответ вмазать ему кулаком по носу, но Давыдов удержал.
   - Т-с-с, господа, - прошипел граф.
   В дверь робко постучали.
   - Да, да? - откликнулся Долбухин, подражая голосу графини.
   В проеме показалась красная физиономия... майора Котлярского!
   - Майор, вы опоздали! - сказал граф.
   - А что, дорогие мои? - побормотал тот, совершенно растерявшись. - Я, кажется, не к стати?
   - Не знаю, как другие, а я очень рад вас видеть, - сказал Ржевский, подмигнув Давыдову.
   - Входите, раз уж пришли, Афанасий Сергеич, - проворчал Давыдов. - Шапку только снимите.
   - А чего?
   - Графиня... скончалась, - шмыгнул носом корнет.
   Котлярский испуганно перекрестился.
   - Между прочим, старушка любила выпить, - сказал Долбухин, чтобы разрядить неловкое молчание.
   Он взял с этажерки графин с вином, и, раздав каждому по рюмке, наполнил их до краев.
   Все продолжали молчать, уставившись на свои рюмки.
   - Поручик, может, вы скажете? - предложил граф.
   - Господа офицеры, - сказал Ржевский. - Взбодритесь! Графиня должна быть счастлива, что у ее одра собралось столько отпет... отменных мужчин. Она сейчас смотрит на нас с небес и радуется.
   - Черта с два! - всхлипнул Васильков. - Вы бы на ее месте радовались?
   - Вы зелены, корнет! Я старше вас и знаю женщин.
   - А вы уверены, поручик, что душа ее сейчас на небесах? - задумчиво обронил Долбухин.
   - Ну, ежели она попала в ад, тем только лучше. Значит, рано или поздно я непременно узнаю ее тайну.
   - Это почему же? - встрепенулся Васильков.
   - По мне в преисподней давно черти плачут!
  
   Глава 19
   Идеальная женщина
  
   - Три тысячи чертей! Мадемуазель, если вы всерьез полагаете, что после всего произошедшего этой ночью, я поскачу с вами под венец, - вы напрасно обольщаетесь. Если бы я женился после каждого такого случая, то уже содержал бы целый гарем. Но я не персидский шах!
   Так говорил в январе 1812 года поручик Ржевский, проснувшись в теплой постели Сусанны Анечкиной - далеко не первой дамы, соблазненной им за последний месяц, с тех пор, как он вернулся из Москвы в расположение своего эскадрона, в уездный город N.
   - Поручик, - улыбнулась Сусанна. - Не торопитесь надевать штаны. Я вовсе не собираюсь за вас замуж. Я пошутила.
   - Да? - Ржевский опять забрался под одеяло. - Тогда и впрямь спешить некуда.
   Спальню огласили звуки страстных поцелуев.
   - О, поручик, в любви вы - генерал! - в восторге воскликнула Сусанна.
   - Да, голубушка. Хоть я и не персидский шах, но запала мне хватит на целый гарем.
   - Я это чувствую... Ах, поручик, поверьте, вы не должны принадлежать ни одной женщине. Это было бы слишком несправедливо по отношению к остальным.
   - Золотые слова, душечка. Для меня вы просто идеальная женщина...
   В эти упоительные минуты Ржевскому казалось, что вовек он никого так не любил, как Сусанну, и никогда прежде не испытывал в женских объятиях подобного блаженства.
   И он даже, словно в тумане, представил себя сидящим за большим обеденным столом, рядом с любимой женой, в окружении собственных отпрысков; и эти мальчики и девочки мал мала меньше с визгом носились вокруг него и залезали ему на колени, а жена с кроткой улыбкой клала голову ему на плечо...
   - О, нет, - простонал поручик, заелозив ногами по постели, словно пытаясь убежать.
   - О, да, - прошептала Сусанна, все сильнее и сильнее прижимая его к себе.
   И туманная картина семейного счастья вдруг столь явственно вырисовалась у него перед глазами, как будто стала самой реальностью.
   Но прошла еще минута, - и поручик Ржевский выбросил из головы всю эту блажь.
   Вольному воля!
  
  Примечания
  
  Книга 1
  Любовь по-гусарски
  
  Часть 1
  Царственный рогоносец
  
  Глава 1
  Закаленный жеребец
  
  
  ...поручик Ржевский... - Род Ржевских - древний, знатный и бедный род, берущий свое начало из города Ржева Смоленского княжества. В 1785, когда все русское дворянство расписывалось по шести книгам в зависимости от происхождения, Ржевские были занесены в VI часть Родословной книги, куда относились "древние благородные, не иные суть, как те роды, коих доказательства дворянского достоинства за сто лет и выше восходят". В XIX в. Ржевские числились по девяти губерниям - Воронежской, Костромской, Курской, Московской, Орловской, Рязанской, С.-Петербургской, Тамбовской, Тверской. Они были дворянами средней руки и не обладали крупными имениями. Дерзили царям, стрелялись, кутили. К концу XVII в. старшая ветвь рода вымерла, младшая совершенно захирела, и лишь средняя возвысилась и даже породнилась с родом Пушкиных (девичья фамилия прабабушки поэта по материнской линии - Ржевская). Имея полное право на княжеский титул, Ржевские постепенно его утратили и, как отмечается в родословных книгах, "князьями не писались".
  
  ...застегивая доломан. - Доломан - гусарский мундир, расшитый шнурами.
  
  Глава 2
  Терзания монарха
  
  ...плача с холодным компрессом на лбу, просил подыскать для него в глухих лесах достойную пещеру... - За годы своего царствования Александр I неоднократно порывался бросить все к чертовой матери и уйти с посохом из дворца. Существует легенда, согласно которой, в 1825г. император вовсе не умер, а тайно бежал от жены из Таганрога и спустя тридцать с лишним лет объявился в глухих сибирских лесах под именем Федора Кузьмича. К сожалению, августейшие родственники не захотели признать в обросшем немытом старце бывшего самодержца всея Руси, и тот скончался от расстройства в 1864г.
  
  Глава 4
  Письмо императрицы
  
  "Мальбрук в поход поехал, бог весть когда вернется". - Шуточная французская песенка начала XVIII в., когда герцог Мальборо во главе английского войска вел войну с Францией.
  
  Глава 7
  Придурок
  
  ...приложив два пальца к киверу. - Кивер - гусарская фуражка.
  
  Глава 8
  Дворцовые интриги
  
  Не беспокойтесь, мон шер, когда все уладится, мы вас повесим. - Царь Александр I пошутил. При нем в России была отменена смертная казнь.
  
  Глава 9
  Свидание с царицей
  
  ...сам все в прусском мундире ходил и всю нашу армию хотел опруссачить. Из русских богатырей тараканов чуть не сделал! - Игра слов: пруссак - немец и прусак - таракан.
  
  Глава 11
  Светопреставление
  
  Мемуары вздумали писать? - События, описываемые в 10 и 11 главах восстановлены по книге А.Ф.Чекушкина "Интимная жизнь Александра I", С.-Петербург, 1827г., стр. 66-99.
  
  Глава 12
  Царь горы
  
  Будь вы кирасир - чтобы от меня осталось... - Кирасир - воин тяжелой кавалерии.
  
  Глава 15
  Когда душа копытом бьет
  
  ...гуляющие дамы... - Не путать с гулящими девками!
  
  ...обращаясь к ней не иначе, как mon ange. - Мой ангел - ласковое обращение к женщине, намекающее на ее неземное происхождение; в настоящее время практически не употребляется.
  
  Часть 2
  Провинциальные соблазны
  
  Глава 2
  Запах женщины
  
  Федька-Купидон. - Купидон - римский бог любви, изображаемый обычно в виде маленького мальчика с крылышками и пиписькой. Вооружен луком со стрелами, свои жертвы поражает исключительно в сердце и не щадит никого - ни мужчин, ни женщин, ни стариков, ни детей.
  
  Глава 3
  Амурное послание
  
  Интересно, умеет ли она целоваться по-французски? - Французский поцелуй - страстный поцелуй в засос с активным участием языка, губ, зубов, усов, рук и пр.
  
  
  Глава 5
  Обознатушки
  Старушка попыталась ухватить поручика за ментик. - Ментик - короткая гусарская куртка.
  
  Глава 6
  Русалка
  
  Стройная, словно фузея, она брела вдоль пруда, рассеянно глядя себе под ноги. - Фузея - ружье.
  
  ...в романе у Фенимора Купера один индеец, его звали Чингисхан... - Индейца звали не Чингисхан, а Чингачгук (один из героев эротической пенталогии Дж.Ф.Купера о Кожаном Чулке).
  
  Глава 14
  Констипасьон
  
  У человека констипасьон, а вы скандалить вздумали?! - Констипасьон - запор.
  
  Часть 3
  Поэма экстаза
  
  Глава 3
  Два гусара
  
  Денис, а чего это ты вдруг картавить начал? - Денис Давыдов был выведен в романе-эпопее Л.Н.Толстого "Война и мир" под именем Василия Денисова. Когда историки укоряли писателя в том, что он приписал Давыдову картавость, граф Толстой неизменно отвечал: "В совгеменном гомане, судаги мои, хген обойдешься без кагтавого гегоя. Нда-с!".
  
  Глава 4
  Сливки общества
  
  Я ношу на груди медальон с Дюпором. - Дюпор (1782-1853) - французский танцор. В 1808г. вместе с актрисой Жорж (бывшей любовницей Наполеона) бежал из Парижа в Петербург, где поставил ряд балетов ("Зефир и Флора", "Амур и Психея" и др.). Медальоны с изображением его ног многие русские дамы носили у себя на груди.
  
  Глава 9
  Всемирный фармазон
  
  Фармазон - вольнодумец.
  
  Глава 12
  Женщина как сладкое нечто
  
  Вы сторонник Онана, граф? - Онан - библейский персонаж, пастух, основоположник онанизма. Прославился тем, что из страха перед женщинами предпочитал любить самого себя.

Глава 16
  Понтёры
  
  Понтёры - игроки в карточных играх с участием банкомета (от франц. pointeur).
  
  Даже водка не доставляла ему столько удовольствия, сколько он получал от одной партии в штосс. - Штосс - карточная игра. Колода в 52 листа. Банкомет ставит банк. Игроки на карты из своей колоды ставят определенную сумму денег, но не более банка. После этого банкомет, начиная сверху колоды, кладет попарно нечетные карты направо, четные налево, т.е. "мечет банк". Если карта одного достоинства с поставленной понтёром легла направо, то выигрывает банкомет, налево - понтёр. Масть в расчет не принимается. Если налево и направо выпали карты одного достоинства (т.н. случай "плиэ"), также выигрывает банкомет.
  
  Ставки делал только на фигуры... - Фигура - любая из пяти старших карт каждой масти, т.е. туз, король, дама, валет и десятка.
  
  Опять талия ни к черту. - Талия - карточная партия в банковских играх.
  
  
  Именной указатель
  
  Александр I (1777-1825) - российский император, старший сын Павла I и любимый внук своей бабушки Екатерины Великой. Был женат (1793-1825) на принцессе Баденской Луизе, нареченной при миропомазании Елизаветой Алексеевной. Участвовал в заговоре против своего отца, после удушения которого шарфом в 1801 вступил на престол. Состоял в интимных отношениях со многими светскими дамами, но больше и дольше всех (14 лет) любил М.А.Нарышкину, от которой у него была дочь и с которой он расстался, застав ее в объятиях своего генерал-адъютанта. Успешно воевал с Турцией (1806-12) и Швецией (1808-09), присоединил к России Грузию (1801), Финляндию (1809), Бессарабию (1812), Азербайджан (1813) и герцогство Варшавское (1815). В 1814 осуществил свою юношескую мечту побывать в Париже, где и оказался во главе антифранцузской коалиции европейских держав. Освободив Европу от деспотизма Наполеона, заскучал, ударился в религию и, отдав Россию на откуп графу Аракчееву, тихо скончался от насморка в Таганроге на руках у жены.
  
  Давыдов Денис Васильевич (1784-1839) - гусар, военный писатель, поэт, генерал-лейтенант (1831). Воевал с Францией (1806-07), Швецией (1808-09), Турцией (1806-12). С августа 1812, отрастив себе бороду и обрядившись в чекмень (простонародный кафтан), наводил ужас на наступавшую армию Наполеона. Получив в свое распоряжение эскадрон гусар и отряд казаков, возглавил партизанское движение.
  
  Елизавета Алексеевна (1779-1826) - российская императрица, дочь маркграфа Баденского, стройная, нежная, голубоглазая красавица. С детства звалась Луизой Марией Августой. В 1793 была переименована и выдана замуж за Александра I. Екатерина Великая, устроившая их брак, называла молодоженов "Амуром и Психеей", но вскоре после ее смерти (1796) Елизавета увенчала своего мужа рогами, чем и продолжала заниматься всю оставшуюся жизнь.
  
  Жозефина (1764-1814) - любимая женщина Наполеона Бонапарта, императрица Франции, белокурая креолка неистового темперамента. В молодости - парижская кокотка, жена, а затем вдова генерала Багарне. Настоящее имя - Мари-Роз. В 1796 прозвана Наполеоном - Жозефиной. После развода (1809) с Наполеоном по его настоянию за ней был сохранен титул императрицы.
  
  Кутузов Михаил Илларионович (1745-1813) - светлейший князь, генерал-фельдмаршал (1812). Воевал вместе с Суворовым и считался его правой рукой. С августа 1812 главнокомандующий всеми русскими армиями, разгромившими армию Наполеона. Уникальный случай в военной медицине: в бою под Алуштой (1774) турецкая пуля попала Кутузову в один висок и вылетела через другой. Кутузов лишился правого глаза, но не утратил полководческой зоркости и прозорливости.
  
  Мария-Луиза (1791-1847) - вторая жена Наполеона, дочь австрийского императора Франца II. До 1810 - девица на выданье, после 1810 - замужем за Наполеоном. В 1811 у нее (от Наполеона) родился сын Жозеф Франсуа Шарль, провозглашенный наследником.
  
  Наполеон I Бонапарт (1769-1821) - французский государственный деятель и полководец, деспот и узурпатор, гроза всей Европы и ее окрестностей, синоним мании величия. С 1769 - уроженец Корсики. С 1804 по 1814 и в 1815 - император Франции. В 1796 женился на генеральской вдове Жозефине, от которой имел впоследствии множество рогов. В 1809 сватался к великой княжне Анне, четырнадцатилетней сестре Александра I, но получил отказ и выместил свой гнев на Австрии, завоевав ее вместе с Марией-Луизой - девятнадцатилетней дочерью императора Франца II, на которой, как честный человек, вскоре женился. Постоянно ссорился с Россией из-за невест и Англии. В 1812 приехал в Москву во главе полумиллионного войска выяснять отношения, но вместо ключей от города получил красного петуха и был вынужден ретироваться. После вступления союзных войск в Париж отрекся от престола (11 апреля 1814) и был увезен на остров Эльба, но 1 марта 1815 бежал, явился в Париж и в течение трех месяцев праздновал свое возвращение (эпоха "Ста дней"), после чего 18 июня был избит при Ватерлоо и сослан на остров Святой Елены, где и скончался, объевшись мышьяка в компании английских джентльменов.
  
  Суворов Александр Васильевич (1730-1800) - граф Рымникский (1789), князь Италийский (1799), генералиссимус (1799). Начинал военную службу капралом (1748). Не проиграл ни одного сражения. Автор знаменитой "Науки побеждать".
  
  Оглавление
  
  Часть 1 Царственный рогоносец
  Глава 1 Закаленный жеребец
  Глава 2 Терзания монарха
  Глава 3 Женский эскадрон
  Глава 4 Письмо императрицы
  Глава 5 Истина в вине
  Глава 6 Фига, кукиш, дуля
  Глава 7 Придурок
  Глава 8 Дворцовые интриги
  Глава 9 Свидание с царицей
  Глава 10 Скверный анекдот
  Глава 11 Светопреставление
  Глава 12 Царь горы
  Глава 13 Узурпатор
  Глава 14 Шерше ля фам
  Глава 15 Когда душа копытом бьет
  Глава 16 Гусары не разини
  Глава 17 Она, он и Наполеон
  Глава 18 Екатерина в гневе
  Глава 19 Плюньте, ваше величество!
  
  Часть 2 Провинциальные соблазны
  Глава 1 Курица - не птица
  Глава 2 Запах женщины
  Глава 3 Амурное послание
  Глава 4 Наука побеждать
  Глава 5 Обознатушки
  Глава 6 Русалка
  Глава 7 Водяной
  Глава 8 Денщик на ночь
  Глава 9 Аполлон
  Глава 10 Русский человек на рандеву
  Глава 11 Белая горячка
  Глава 12 Барин и крестьянка
  Глава 13 Любовная баталия
  Глава 14 Констипасьон
  Глава 15 Пьяный винегрет
  Глава 16 Искушение
  Глава 17 Жертва любви
  Глава 18 Тайна поэтессы Тамары
  Глава 19 Конфуз
  
  Часть 3 Поэма экстаза
  Глава 1 Брызги шампанского
  Глава 2 Месть
  Глава 3 Два гусара
  Глава 4 Сливки общества
  Глава 5 Царские забавы
  Глава 6 О, Натали!
  Глава 7 Французское белье
  Глава 8 Во мраке
  Глава 9 Всемирный фармазон
  Глава 10 Любовные аллюры
  Глава 11 Богиня грез, мечта феерий
  Глава 12 Женщина как сладкое нечто
  Глава 13 Брависсимо!
  Глава 14 Похмелье
  Глава 15 Дуэль
  Глава 16 Понтёры
  Глава 17 Три желания
  Глава 18 Ходоки
  Глава 19 Идеальная женщина

Спасибо, что скачали книгу в бесплатной электронной библиотеке RoyalLib.ru

Комментариев нет:

Отправить комментарий